Через несколько мгновений струсившие было путешественники могли ясно видеть, как два ягуара, сверкая огненными зрачками, скользили между деревьями. Изгибаясь, точно вьющиеся растения в лесу, двигались они вперед, выказывая, по мере приближения, все отчетливее и отчетливее две пары огненных точек, которые постоянно бегали, наподобие светящихся жуков, переносимых дуновением ветра с одного дерева на другое.
Однако охотники не могли еще рассмотреть тигров достаточно хорошо, они только слышали их яростное фырканье, издаваемое обыкновенно в минуты, когда звери чуют близость человека. Неподвижно, точно статуи, сидели они в засаде, не раздумывая особо над тем — победят или погибнут.
Неожиданно звери остановились, точно охотничьи собаки в стойке. Судя по всему, они почуяли близость новых, но еще невидимых врагов и как бы по обоюдному согласию ударили себя несколько раз хвостами по бокам, а затем со страшным ревом метнулись к соседней возвышенности.
Оттуда раздался выстрел, за которым тотчас последовал предсмертный рев одного из ягуаров. Пораженный выстрелом охотника в момент прыжка, зверь перевернулся несколько раз в воздухе и бездыханным грохнулся оземь. Второй хищник, остервенившись при виде смерти своего товарища, кинулся на врагов.
Возбужденные человеческие голоса смешались с ревом животного, и казалось, будто охотники сцепились со своим противником на земле, пока наконец не последовал второй выстрел и затем пронзительный предсмертный рев.
Пораженные невольным чувством страха, свидетели этой сцены не смели подойти ближе, пока на краю долины не показалась гигантская фигура канадского траппера.
— Видите, — сказал он взиравшим на него с почтением искателям приключений, — вот что могут сделать две кентуккийские винтовки и хороший нож в крепких руках… Побеждает тот, кто умеет опередить нападающего!
Только теперь наши герои заметили на земле двух распростертых ягуаров и вместе с тем увидели, как другой охотник, которого товарищ называл «соня», обмывал водой длинную и довольно глубокую кровавую рану, шедшую от плеча через всю грудь.
— Хороший нож порой надежнее самых острых когтей, — заметил он, указывая на одного из убитых тигров. Брюхо зверя было распорото напрочь, а другое животное валялось в траве, пораженное пулей, которая угодила в лоб.
— Нет ли тут поблизости какой-нибудь гациенды, где можно было бы продать две прекрасные тигровые шкуры и одну шкуру пумы? — спросил «соня».
— Конечно есть, — отвечал один из слуг. — Мы сами направляемся к гациенде дель-Венадо, которая находится отсюда всего лишь в нескольких часах пути; вы там получите не только по пять пиастров за шкуры, но вдобавок десять пиастров награды от шерифа.
— Что ты об этом думаешь, канадец? Разве что впрямь отправиться туда?
— Конечно же я согласен, ибо двадцать пиастров вполне приличная сумму, но давай сначала немного отдохнем, а уж потом отправимся туда! Мы, пожалуй, доберемся до места раньше вас, потому что ваши лошади разбежались и вам придется их теперь ловить.
— Об этом не беспокойтесь, — заметил один из авантюристов, — мы их мигом переловим.
Костер был снова разведен, и слуги снова принялись жарить ужин. Подозвав к себе бесстрашных охотников, дон Эстеван уселся с ними недалеко от огня. Тибурцио тоже вынужден был присоединиться к их обществу. Пока он усаживался, дон Эстеван, внимательно наблюдавший за ним некоторое время, процедил сквозь зубы несколько невнятных слов.
Казалось, что выразительное лицо юноши, о котором здесь никому не было ничего известно, кроме только того, что он был приемыш покойного Марка Арелланоса, напомнило ему о сходстве с кем-то другим, кого он хорошо знал. Как бы там ни было, но ясно одно — вид молодого вакеро произвел на дона Эстевана сильное и вовсе не благоприятное впечатление, но он старался не дать заметить это окружавшим.
Совершенно другого рода впечатление произвел этот юноша на одного из охотников, который был старше и посильнее. Точно пораженный какой-то догадкой, он широко раскрыл глаза и уставился на него, будто намеревался броситься и убить, но потом прежнее спокойствие вернулось к нему. Черты лица его выражали какую-то печаль, когда он смотрел на Тибурцио.
По-видимому, встреча с авантюристами произвела и на другого охотника какое-то особенное впечатление, потому что он пробормотал что-то довольно невнятное сквозь зубы и надвинул на лоб поглубже шляпу, будто стараясь скрыть лицо от присутствующих. Завязавшийся разговор скоро коснулся занятий и родины обоих охотников, и те объяснили, что они принадлежат к числу тех, кого называли здесь «обитателями лесов», а Америка — истинная их родина. Несмотря на то, что дон Эстеван старался завербовать их в свою экспедицию, это ему не удалось. Люди эти, казалось, предпочитали всему на свете свободную жизнь в диких лесах и не могли решиться пожертвовать ею даже в надежде на легкую добычу золота.
Спустя немного времени все в лагере путешественников уже спали, исключая одного Тибурцио, который не мог сомкнуть глаз. Печальные события, пережитые в последнее время, и его затруднительное положение сейчас, а также неопределенное подозрение против Кучильо не давали ему заснуть. Он думал о том, что тайна долины, изобилующей золотом, которую открыла ему на смертном одре мать, могла сделать его обладателем несметного богатства. На протяжении тех лет, что он себя помнил, он уже настолько привык к разного рода лишениям, что подобная мечта не могла его сильно завлечь. В одном лишь хотелось ему удостовериться, а именно — основательны ли были его подозрения насчет того человека, который спас ему жизнь, и не была ли эта экспедиция, в которую его хотели завлечь, устремлена в ту самую долину, о которой ему рассказывала его воспитательница. Несмотря на то, что мозг его был занят этими мыслями, усталость скоро смежила его ресницы, и он заснул.
Едва на востоке начала заниматься заря, как авантюристы проснулись и стали собираться в путь. Вскоре Тибурцио опять уже ехал верхом рядом с Кучильо. Что касается обоих наших охотников, то они снялись со стоянки прежде других. Когда поезд миновал лес и выбрался на открытую местность, охотники оказались далеко впереди. Вскоре вдали завиднелась гациенда дель-Венадо, и через несколько часов всадники приблизились к ней настолько, что могли уже различить хлопотавших там работников и могли явственно рассмотреть черты строений.
Все нехитрые строения гациенды были выведены из камня и предназначались не только для хозяйственных целей, но также и как крепость против нападений соседствовавших дикарей. Кругом всей гациенды простирались богатые поля, на которых работали поденщики, жившие поблизости в деревне. В случае надобности из этих работников составлялся гарнизон под предводительством их господина или гациендера. Этот отряд был вполне достаточен для защиты крепости от индейцев.
