— Это мой двойник, — говорил Жозеф.
Возможно, он был прав.
В любом случае двойник его обожал; когда он говорил: «Жозеф, поцелуй меня», попугай садился к нему на плечо и начинал тереться головкой о щеку. Между собой рабы назвали Жозефа мальчиком, который очаровывает птиц.
Однажды днем Жанна посмотрела на Жозефа, который отправился на пляж в сопровождении своего попугая.
— Он превратился в индейца, — сказала она.
— Ты все время думаешь о смене личности, — отозвался Франц Эккарт.
Она кивнула:
— Если нам придется возвращаться в Старый Свет, что с ним будет?
Жанна тоже решила исследовать лес, в котором почти поселились Жозеф и Жоашен. Она отказалась от европейской одежды: носила простую полотняную рубаху, служившую одновременно сорочкой и платьем. Обувь Старого Света недолго сопротивлялась грязи, камням и влажности — да и зачем в тропиках шерстяные чулки и туфли с загнутыми носами?
Подобно Францу Эккарту и Жоашену, она носила легкие сандалии.
Остров оказался гораздо более пересеченным, чем казалось на первый взгляд. И совсем неизученным, если не считать побережья. По общему мнению, ни один испанец не бывал в горах, расположенных в центре Эспаньолы. Колумб основал на северо-западе Ла-Навидад, но не отважился углубиться в горы, где укрылись тайно, сигуайо, лукайо и карибы, не желавшие покориться испанскому владычеству. Впрочем, это никого не беспокоило. На берегу-то больших сокровищ не обнаружилось, а уж в горах! Эти язычники скоро подохнут в своих норах.
Франц Эккарт и Жанна тоже не решались заходить далеко. Часовой прогулки было достаточно, чтобы выбиться из сил: в таких условиях встреча с антропофагами не сулила ничего хорошего.
— С вершины этого холма, — сказал Франц Эккарт во время их третьей вылазки, — должно быть, открывается прекрасный вид на остров.
Они стали карабкаться наверх, расчищая себе путь среди цепких лиан и низких ветвей, усыпанных цветами. Через полчаса оба взмокли. Франц Эккарт, задыхаясь, снял влажную рубашку.
Слева от тропинки, по которой они шли, возвышалась скалистая стена с пышной растительностью. Они почти добрались до вершины, и взору их предстала панорама острова.
Внезапно в зарослях прямо над ними что-то затрещало. Они посмотрели вверх и встретили взгляд огромных черных глаз. Жанна замерла от испуга. Франц Эккарт просиял.
— Привет, красотка! — крикнул он.
Это была лошадь.
— Лошадь! — выдохнула Жанна. — Здесь!
Она прошла несколько шагов, отделявших ее от вершины. Воздух был прозрачным. Море светлой лазури, усеянное зеленеющими скалами.
Мгновение спустя лошадь вышла из кустов и по тропинке, известной ей одной, решительно направилась к Францу Эккарту.
Жанна испугалась.
Франц Эккарт встретил лошадь как друга. Он рассмеялся и заговорил с ней. Нельзя было отрицать очевидное: лошадь слушала этого человека. Но на расстоянии.
Франц Эккарт попытался погладить ей морду. Она вскинула голову.
— Кажется, это взбесившаяся лошадь губернатора, — сказала Жанна. — Будь осторожен.
Франц Эккарт по-прежнему разговаривал с ней. Она явно не понимала, что ей говорят. Сцена затягивалась.
Лошадь сделала шаг вперед и положила голову на плечо человеку. Франц Эккарт погладил ее. Она закрыла глаза и стала тереться головой о его плечо. Это была сцена любви.
Потрясенная Жанна вспомнила лиса из Гольхейма. Что же за странная связь существовала между ее спутником и животными?
Франц Эккарт, все так же поглаживая коня, повернулся и залюбовался окружающим пейзажем:
— Правда, красиво?
Он посмотрел на нее, и она пролепетала:
— А… лошадь?
— Тоже красивая, разве нет?
Конь и в самом деле был красив — нервно подрагивающий, с гибкой шеей, изящной головой и высокими ногами в белых чулках. Масть незнакомая: светло-гнедая, можно сказать, золотистая.
Когда они двинулись вниз, лошадь последовала за ними. Спуск был слишком крутым и весь зарос кустами, поэтому Франц Эккарт не решился поехать верхом. Но когда почва выровнялась, он уцепился за ветку и оседлал своего нового друга. Разумеется, это была фигура речи, поскольку конь, не имея ни седла, ни уздечки, подчинялся только голосу. Жанна шла следом, удивленная и одновременно встревоженная.
— Хочешь поехать верхом? — спросил Франц Эккарт.
— Без седла мне будет тяжело, — ответила она.
На самом деле она побаивалась этой лошади.
Когда они приблизились к дому, рабы, корчевавшие в саду кустарник, прекратили работу и уставились на них, не веря своим глазам.
Франц Эккарт спрыгнул на землю, не сразу осознав всю необычность своего появления верхом. Жозеф и Жоашен, только что вернувшиеся с пляжа, тоже застыли в изумлении.
Жозеф спросил, откуда взялась лошадь. Жанна рассказала.
Он подошел и потрепал коня по гриве. Тот мгновенно повернул голову и лизнул его в лицо. Жозеф засмеялся и стал гладить морду, а Жоашен — бока тыльной стороной ладони.
Если бы индейцам явилось потустороннее видение, оно удивило бы их не больше.
Франц Эккарт, Жоашен и Жозеф отвели лошадь в одну из пустых комнат дома.
— Вот твое стойло, — сказал Франц Эккарт коню.
И тот словно бы кивнул в ответ.
На следующий день лошадь сама вышла пощипать травку в саду. Франц Эккарт решил сходить в портовую деревню, чтобы отыскать седельщика, который сумел бы изготовить хотя бы примитивную сбрую. Жоашен покачал головой и пожал плечами. Все поняли его: уздечка не нужна, ведь этот конь слушается голоса.
— Ну вот, можно ездить на рынок верхом! — сказала Жанна.
Попугай Жозеф захлопал крыльями; он хотел не только банан, но еще сладкий золотистый фрукт, с которого снимал кожицу его хозяин. Жозеф отрезал кусочек и дал ему. В знак благодарности он воспроизвел смех Жанны, чем рассмешил ее до слез.
Карибы переводили взгляд с лошади на попугая и обратно. Все рабы теперь говорили шепотом.
— Как мы его назовем? — спросила Жанна, показывая на коня, пасшегося в саду.
— Пегасом, — шутливо предложил Жозеф.
— Пусть будет Пегас.
Жозефу разрешили сесть верхом; он побежал в сад, босоногий и без рубашки, уцепился за ветку и ловко забрался на спину лошади. Потом склонился, чтобы потрепать Пегаса по гриве, и ласково заговорил с ним. На пляж они двинулись неторопливой рысью.
На следующее утро губернатор Бобадилья в сопровождении своего секретаря явился в Каса-Нуэва-Сан-Бартоломе. Жанна сидела на террасе вместе с Жоашеном; она сразу поняла цель визита: секретарь держал в руках седло и уздечку.
