появились другие господа, пришлось уйти, хоть и корчило его от злости.
Шел к себе и говорил на нее: «Дура, холопка». Да другие злые слова, что в голову ему приходили, особенно вспоминал распутство ее.
* * *
В таком расположении духа сидеть в своих покоях у него желания не было, да и вниз, в общую залу, где были все гости, спускаться не хотелось. Пошел в людскую, там нашел Сыча, монаха и Максимилиана. Максимилиану велел коней оседлать. Решил, пока не стемнело, поехать город посмотреть, а может, и девок по кабакам поискать.
А на улицах города шум, конец поста. Пьяные кругом, веселые, месяц люди держались.
Волков и сам бы выпил, уже и место присматривал, но от толпы, что заполонила танцами и музыкой большую улицу, свернул влево, на улицу узкую. Улица была тиха и чиста, дома на ней все опрятные, двери крепкие, окна везде большие, со стеклами. Хорошая улица была, ни одного кабака на ней.
И на одном из домов он увидал знак, то был циркуль и угольник.
Что такое циркуль он знал не очень хорошо, знал о нем только то, что это инструмент строителей. На многих лучших крепостях в южных войнах он видал такой символ.
Он сразу понял, кто тут живет. Волков уже думал найти время и поискать в городе такого человека, а тут само провидение его привело сюда. Другое дело, что праздник вокруг, найдет ли мастер время для него сейчас? Подумав чуть, он, не слезая с коня, стал стучать в большие и крепкие двери рукоятью плети.
Скоро окошко в двери открылось, и из него, выглядывая и стараясь увидать, кто там стучит, баба спросила:
— Кто там, чего вам?
— Мастер дома ли? — громко произнес Волков. — Скажи, заказчик к нему. Примет или нет?
— А кто вы? — донеслось из окошка.
— Заказчик, говорю, — рявкнул Волков раздраженно.
— Сейчас узнаю, — пообещал баба.
Вскоре дверь растворилась, и они с Максимилианом въехали в большой и красивый двор. Точно, что мастер был человеком не бедным.
Максимилиан остался при конях, а баба провела кавалера в дом, где его ждал сам хозяин. Он был крепок, хоть и невысок, не стар еще, носил платье до пят, какие носят ученые мужи, а рубаха под ним была совершено чиста. Комната была немала, вся в шкафах, а в них все книги, книги. В углу был стол с тремя подсвечниками, огромный, и на нем опять книги да еще широкие листы бумаги. Да на всех рисунки домов и дворцов. Нарисованы на удивление хорошо.
— Кавалер Фолькоф, — представился Волков, оглядываясь.
— Магистр архитектуры, член гильдии вольных каменщиков земли Ребенрее архитектор Драбенфурс, — представился хозяин с поклоном.
— Извините, что отвлекаю вас в праздник, просто увидал знак на вашем доме… — начал Волков, с интересом глядя на рисунок красивого дворца.
— Ничего-ничего, гость в дом — Бог в дом. Велю вина подать, думаю, что вы не от праздности пришли, разговор будет не скор.
Пока служанка принесла вино и разливала его с серебряные стаканы, Волков объяснял архитектору, зачем пожаловал:
— Думаю замок себе поставить, вы ж замки строите?
— И замки, и дома, и дворцы, и церкви, и аббатства, — говорил Драбенфурс, предлагая Волкову вино.
— Сейчас покажу вам.
Он стащил с полки огромный рулон бумаг, кинул его на стол, развернул:
— Вот, этот замок будет недорог, но хорош. Просторный двор. Складов в достатке. На сколько людей и лошадей вы думаете строиться?
— Нет, — сразу отверг предложение Волков, едва взглянув на рисунок. — Стены тонки, башни только по углам, слаб замок.
— А этот как вам? — архитектор открыл новый рисунок.
— Слаб. Мне нужен на пятьдесят солдат и на тридцать лошадей конюшни. Хлев большой. Пакгаузы вместительные.
— Вот этот?
— Нет, все не то, на этом башни малы, где пушки ставить?
— Этот?
— Нет, опять не то, на юге так уже не строят.
— Вы, видно собираетесь воевать от души, — говорил Драбенфурс, показывая новый замок.
— Нет, не то. Я собираюсь спокойно жить, но чтобы жить спокойно, нужно иметь хороший замок.
Магистр перевернул лист и показал ему новый замок.
— Вот! — сказал Волков и ткнул пальцем. — Он! Только тут перед воротами нужен будет равелин [3]. И тогда это будет то, что ищу.
— Это замок на сто солдат, — отвечал ему архитектор.
— Пусть на сто, сколько это будет стоить?
— Ну, ежели вы пожелаете еще и равелин, так будет это…
Магистр Драбенфурс задумался. Сам водил пальцем по эскизу замка. Словно узоры рисовал. Волков его не подгонял, смотрел на него и ждал, пока тот все подсчитает. И тот, наконец, кивнул головой, словно соглашался с кем-то и, оторвавшись от рисунка, произнес медленно, отстраненно глядя в стену:
— Девятнадцать тысяч…
Девятнадцать тысяч? Кавалер все еще изучающе разглядывал загадочное выражение лица архитектора, он отчего-то не был уверен, что речь идет о серебряных талерах земли Ребенрее. И его сомнения оправдались.
— Флоринов, — закончил архитектор.
— Флоринов? — переспросил кавалер в надежде, что магистр говорит о небольших и легких монетах южного, славного города.
Он ошибся.
— Девятнадцать тысяч папских флоринов, — уточнил архитектор.
Здоровенные, тяжелые монеты из прекрасного золота, что чеканятся при дворе Его Святейшества.
— То есть, это… — Волков быстро вычислял в голове. — Это примерно двадцать шесть тысяч золотых гульденов еретиков.
— Да, где-то так. Или двадцать восемь тысяч эгемских крон, — кивал ему архитектор и тут же пояснял эту огромную цену. — Но вы же выбрали, хоть и небольшую, но мощную крепость, это же не простой замок на холме. Вы желаете с угловыми бастионами. И башни с площадками для пушек. Да равелин еще. Да крепкие просторные приворотные башни с решеткой и коридором за воротами. Простой замок стоил бы всего шесть с половиной тысяч.
— Флоринов, конечно же? — язвительно интересовался кавалер.
— Флоринов, — опять кивал архитектор. — И то, нужно еще выехать к вам в землю и посмотреть на месте, где ему лучше встать и не нужно ли еще каких работ под него делать. Вы же из графства Мален? Тут собираетесь строить?
— Из графства Мален. Да, — задумчиво отвечал кавалер, понимая, что затея его невыполнима.
— А из какой же вы земли, кавалер? — интересовался архитектор.
— Я? Я из Эшбахта, — ответил Волков. — Я господин Эшбахта.
— Ах, вот как, — сказал архитектор, да не просто сказал, сказал он это разочарованно, не будь он вежлив, так еще бы и скривился, как от чего-то надоедливого или скучного.
Его разочарование было так очевидно, что задело Волкова. Он не мог понять, что это значит.
— Кажется, вам не мила та земля? — спросил он сухо,
