— Я все сделаю, твоя светлость, чтобы удовлетворить твои пожелания. Но я — не мастер золотых и серебряных дел.
Ай с мрачным видом покачал головой. Усермон вышел, Шабака сказал:
— Господин, ничто не будет готово так, как надо. Мы не закончим все приготовления. То одного, то другого будет не хватать. Усермон — писец, но не политический деятель. Уж не позволяем ли мы мертвым хоронить живых? Ты думаешь, Хоремхеб терзался бы сомнениями? Готовься к коронации.
Ай стал покусывать губы. По сути, именно Шабаку следовало назначить Советником. Того бы не смутили такие детали.
— Ты прав. Я собираюсь поговорить об этом с Хумосом.
Он посмотрел через дверь террасы. Начинался паводок, река разлилась до размеров моря. Столько силы! И ему приходится так изворачиваться!
Как соблазнить мужчину?
Столько вопросов возникло, когда она решилась на это похождение! Словно она была неопытной девицей.
Итшан, приглашенный на поздний ужин, держался очень почтительно. Он говорил о мудрости, которой обладал царь, об оказанной ему чести разделить с царем ссылку в Ахетатоне, о набожности Тутанхамона, которая была подтверждена его блестящими архитектурными творениями и подарками храмам…
Слушая его речи, лев зевнул. Великолепный придворный. Она его внимательно рассматривала. Приятное и прилежное лицо. Скорее, великолепный служащий.
Была ли у него женщина, спросила она. Он смутился. Покойный царь намекал ему на союз с Нефернеферуатон-Ташери, но он не имел чести привлечь внимание царевны. От этого он пришел в отчаяние. Но печаль, вызванная трауром по царю, наполнила его еще большим огорчением… У него не было опыта в таких вещах…
Слуги убрали со стола. Она их отпустила. При свете масляных светильников, который привлекал ночных бабочек, они остались с Итшаном наедине. Пол был усыпан почти неосязаемыми телами этих бесполезных насекомых, сгоревших от любви к огню.
Снаружи при свете луны жабы читали свои молитвы.
Она взглянула на юношу. Вне сомнения, он был сбит с толку, задаваясь вопросом, что он здесь делает в столь поздний час наедине с царицей. Он не мог удалиться, не получив на это позволения. Она наслаждалась его смущением и даже усилила его при помощи вина. Скоро он уже испытывал муки. На его лбу выступил пот.
Это не означало, что она его сильно желала. Скорее хотела вспомнить тех, которые были подобны Осирису.
Речь Итшана становилась замедленной.
— Ты хочешь спать? — спросила она у него наконец.
— Я ожидаю, когда ее величество меня отправит.
— Спать здесь? — уточнила она.
Он отпрянул столь внезапно, как если бы она его хлестнула. Он не понимал.
— Я не услышала твоего ответа, — тихо сказала она.
— Где?
Она встала.
— Следуй за мной.
Это никогда не закончится! Шабака точно заметил. Золотых и серебряных дел мастера изготовили только первую маску для саркофага, они просили еще тридцать дней для инкрустации стеклом второй и изготовления третьей. Тридцать дней! Ай потерял терпение. Он велел снять маску с одного из саркофагов Сменхкары. Усермон был повергнут в ужас нетерпением Ая и его кощунством.
— Немедленно! Пусть немедленно отправляются и привезут нам маску!
— Но будет заметно, твоя светлость, что она сделана по подобию Сменхкары!
— Кто это увидит? Апоп? Поместим этот саркофаг между первым, который уже закончен, и третьим. Деревянный саркофаг будет закрыт.
— Но третий, твоя светлость, еще даже не инкрустирован!
— Значит, он не будет инкрустирован! И замечательные золотые наосы тоже заберем из могилы Сменхкары. Они укроют саркофаги Тутанхамона.
— Но, твоя светлость, на них надписи с именем Сменхкары!
— Пошли туда ремесленников, чтобы они их поменяли — пусть впишут имя Тутанхамона.
Усермон растерянно моргал. Он никогда бы не решился на подобное разграбление, на такое оскорбление царской особы.
Снимать изображение одного усопшего царя, чтобы представить его изображением другого! Почувствовав прилив ярости, он обрушил его не на своего хозяина, а на подчиненных. У писцов и посланников было ощущение, что они несут в своих мешках всех демонов мира. Через четыре дня они возвратились с Юга, мертвенно-бледные, словно заключали сделку в стране мертвых. Они доставили не только маску Сменхкары, но и некоторые из вещей, требующие изменения надписей в мастерских Фив. Они были обычными ремесленниками, совершившими покушение на увековеченную личность мертвеца, который к тому же был царем. Они понимали, что совершили кощунство.
Ай лично присутствовал при установлении маски Сменхкары на второй саркофаг. Это верно, что его изображение не напоминало Тутанхамона, и любой служащий дворца мог узнать Сменхкару. Но Ай сказал так: никто этого не заметит, так как саркофаги будут уже вложены один в другой и закрыты во время помещения в гробницу.
Только проблема саркофагов и похоронного имущества была почти урегулирована, как возникла проблема повязок. Хумос отказался вмешиваться. Писцы в привычном темпе писали священные формулировки и тоже просили дать им от трех до четырех недель. Составить такие тексты — это ведь не гуся зажарить! К тому же официально работы выполнялись семьдесят дней, через семьдесят дней все и будет готово! Об этом они сообщили мастеру Асехему, который передал их слова Усермону, а тот дрожал при мысли, что необходимо сказать об этом регенту.
— Каким количеством повязок ты располагаешь в настоящее время? — спросил он бальзамировщика.
— Тонких повязок едва хватает на то, чтобы завернуть тело. У меня почти нет широких повязок для внешнего обертывания.
— А бальзамирование?
— Оно почти закончено. Это не было тяжелым делом.
Усермон размышлял. Сразу после ухода Асехема он вызвал писца, которого посылал ограбить гробницу Сменхкары.
— Послушай: ты сейчас возвратишься туда. Снимешь внешние повязки с мумии Сменхкары.
Писец от ужаса вытаращил глаза.
— Но это равнозначно разрушению мумии, Советник!
— Ты предпочитаешь разрушить мумию или погубить нас, себя и меня?
Писец глубоко задумался.
— Но я буду нечистым перед вечностью, Советник!
— Я тебе устрою очищение, которое совершит верховный жрец лично.
— Мне надо снимать все повязки?
— Только широкие.
— Они удерживаются с помощью воска.
— Придумай что-нибудь. И отправляйся туда немедленно.
Спустя четыре дня писец возвратился, растерянный, напуганный, мрачный. Он протянул Усермону мешок. Советник развязал веревку и осмотрел содержимое: груда широких повязок.
