Латинской Америки в США больше, чем когда-либо с начала XX века – и больше, чем любых других. Это крупнейшее меньшинство страны, более седьмой части нашего населения. Мексиканцы и американцы мексиканского происхождения на юго-западе, пуэрториканцы и доминиканцы в Нью-Йорке, кубинцы во Флориде образуют большие влиятельные сообщества. Более половины латиноамериканцев в США имеют мексиканское происхождение, но по всей территории Штатов можно встретить выходцев из многих других стран. Важно признавать, что латиноамериканцы США разделены по национальным, расовым и этническим признакам, и за пределами США обобщение «
латиноамериканец» практически ничего не значит. Только здесь мексиканцы, пуэрториканцы и боливийцы, объединенные испанским языком, начинают видеть друг в друге латиноамериканцев. А бразильцы обычно не идентифицируют себя так даже в Соединенных Штатах.
Иммиграция из Латинской Америки меняет культуру США. Все больше выходит изданий на испанском языке. Появляются испаноязычные телеканалы. В супермаркетах по всей стране продаются тортильи, кинза и бананы. Небольшие мексиканские тиенды [81], рассчитанные на постоянные визиты сельскохозяйственных рабочих, усеивают сельский Юг. Вкусы людей меняются: продажи острой сальсы не так давно превысили продажи фаворита американцев – кетчупа. Другой вид сальсы, сказочно полиритмичная танцевальная музыка, зародился среди кубинцев в Нью-Йорке и оттуда распространился по всему Карибскому бассейну. Конечно, сложная и динамичная сальса остается за пределами возможностей большинства танцоров США, но, по счастью, иммиграция из Доминиканской Республики принесла нам меренге и бачату, а затем из Панамы и Пуэрто-Рико пришел реггетон, более простая ритмически музыка, которую танцорам-гринго легче освоить. В конце концов, не так уж давно мы учились самому сложному из латиноамериканских танцев – танго.
Масштабная иммиграция приносит и немало трудностей. Когда десятки тысяч людей пересекали опасную пустыню в поисках работы и лучшей жизни для себя и своих семей, всевозможные проблемы вставали перед ними и по пути, и в пункте назначения. Большая часть недавней волны переселенцев отправилась в места, которые раньше принимали мало иммигрантов, прежде всего – в юго-восточные штаты, такие как Северная и Южная Каролина. Культурная картина многих обезлюдевших городков резко изменилась. В конфликтном мире большой неопределенности подобные трансформации, вызванные быстрой иммиграцией, вызывают прежде всего страх, и политические оппортунисты разных мастей охотно эксплуатируют эти страхи и опасения. Результат не радует. Это и призывы к возведению на границе гигантского забора, чтобы не пускать мигрантов, и законы, предписывающие систематическую депортацию тех, кто уже въехал. Иногда это назначение мигрантов козлами отпущения (как будто они несут личную ответственность за глобальные экономические изменения, стимулирующие миграцию) и попытки ограничить здравоохранение и образование, доступные им и их детям. Фанатики добровольно патрулируют границу и следят за происходящим с помощью камер дистанционного наблюдения – через Интернет, буквально не выходя из гостиной. Подобные вещи кажутся совершенно неамериканскими, но это, конечно, не так. В конце концов, что может быть более американским, чем быть иммигрантом, а спустя всего несколько десятилетий бояться иммиграции? Это трудный процесс, но в конце концов, где же еще ему было начаться, как не в США?
Однако из-за Великой рецессии 2008–2010 годов чистая иммиграция из Латинской Америки почти сведена к нулю. Мигранты все еще приезжают, но покидает страну примерно столько же приехавших ранее. Кроме того, переселенцы без легальных документов, которые когда-то ежегодно путешествовали туда и обратно, чтобы увидеться с семьей, теперь остаются в Штатах. В 2014 и 2015 годах серьезной проблемой были несовершеннолетние, которые начали массово мигрировать без сопровождения взрослых из Гондураса, Гватемалы и Сальвадора через Мексику, в основном запрыгивая на грузовые поезда, как это делали американские бродяги во время Великой депрессии.
За этой странной миграцией стоит особый фактор – жестокие уличные банды мара [82] на родине этих подростков. Мара торгуют наркотиками и носят характерные татуировки. Иммигрантская молодежь в США сформировала их много лет назад, переняв стиль и дух банд социального дна американских городов-гигантов. Депортированные из Штатов, молодые латиноамериканцы забрали банды с собой, и те быстро распространились на их родине. В Гондурасе, Гватемале и Сальвадоре мара вымогают деньги, угрожая детям расправой, а затем организуя за тысячи долларов трудный побег в США. А там молодых людей, переживших подобную одиссею, задерживают и заключают под стражу на неопределенный срок за преступное деяние – въезд в страну без визы или паспорта. Иногда их содержат под стражей в коммерческих центрах. Иногда следственные изоляторы даже используют этих несовершеннолетних в качестве дешевой рабочей силы для получения дополнительной прибыли.
Преступный трафик, который активизировали мара в Центральной Америке, сеет хаос и в Мексике. Сейчас, по сути, это борьба за снабжение ненасытного американского рынка наркотиками, включая метамфетамин, марихуану, кокаин и героин. Несколько картелей конкурируют за право торговли, и поскольку их бизнес незаконен, эта конкуренция выражается в пулях и бомбах. В последнее время наблюдается резкий рост насилия, поскольку картели привлекают наемников, прошедших специальную подготовку, в том числе для ведения «психологической» войны – например, похищения и обезглавливания сотрудников или родственников, чтобы запугать конкурентов по бизнесу. Огромные прибыли – то, что движет насилием, а нелегальный рынок – то, что приносит прибыль. Сейчас законы о наркотиках в Латинской Америке пытаются сделать более либеральными, чтобы снизить прибыльность их оборота. В 2013 году Уругвай стал первой страной, полностью легализовавшей марихуану с целью искоренить криминальное насилие, с ней связанное.
Итак, смогут ли глобализация и неолиберализм решить основные проблемы социального неравенства в Латинской Америке? Признаков того, что это произойдет, очень мало. Глобальный капитализм явно движется к еще большему неравенству в распределении богатства.
Что насчет новых партий левых националистов и их лидеров, выступающих против неолиберализма? Для латиноамериканских избирателей они стали возможностью выразить страх перед абсолютно неограниченным свободным рынком. Новое поколение латиноамериканских лидеров проявляет впечатляющий патриотизм, способно его адекватно выражать и умеет думать самостоятельно. В целом они действовали достаточно прагматично, играя в единственную доступную игру, которая в последнее время представляла собой бум экспорта добывающих отраслей, как сотню лет назад. Они надеялись, что полученные ресурсы подготовят их страны к неизбежному краху. Судя по всему, переломный момент уже произошел.
Я желаю им всего наилучшего.
Не меньше сотни моих студентов в Университете Северной Каролины прочитали эту книгу до того, как она была опубликована. Им принадлежит моя признательность. Их энтузиазм помог мне сохранить повествование непринужденным, кратким и ярким. Один из них сказал мне: «Я чувствую, эта книга хочет, чтобы я ее понял».
Когда вышло первое издание, несколько профессоров и аспирантов помогли мне исправить фактические ошибки. Премного благодарен! Также я получал и до сих
