class="p1">• Корней Чуковский:
«Роман его я плохо усвоил, но при всей прелести отдельных кусков, главным образом относящихся к детству и к описаниям природы, он показался мне посторонним, сбивчивым, далеким от моего бытия – и слишком многое в нем не вызывало во мне никакого участия» [373].
• Александр Гладков: «В „Докторе Живаго“ есть удивительные страницы, но насколько их было бы больше, если бы автор не тужился сочинить именно роман, а написал бы широко и свободно о себе, своем времени и своей жизни. Все, что в книге от романа, слабо: люди не говорят и не действуют без авторской подсказки. Все разговоры героев-интеллигентов – или наивная персонификация авторских размышлений, неуклюже замаскированных под диалог, или неискусная подделка» [374].
Михаил Шолохов: «Это бесформенное произведение, аморфная масса, не заслуживающая названия романа» [375].
С критической оценкой выступили и некоторые друзья Пастернака. Так, например, Ариадна Эфрон (дочь Марины Цветаевой и Сергея Эфрона) в одном из писем Пастернаку в 1948 г. написала следующий отзыв на этот роман: «Теснота страшная, столько судеб, эпох, городов, лет, событий, страстей, совершенно лишённых необходимой кубатуры, воздуха. Герои буквально лбами сталкиваются в этой тесноте» [376].
Многолетний друг Пастернака Варлам Шаламов писал в 1971 году: «Доктор Живаго» писался по писательским рецептам Толстого, а вышел роман-монолог, без «характеров» и прочих атрибутов романа XIX века… Художественный крах «Доктора Живаго» – это крах жанра. Жанр просто умер» [377].
Исаак Дойчер о романе Пастернака
А вот как выразил свое понимание идейного содержания романа известный журналист и мыслитель-марксист Исаак Дойчер: «Пастернак находит источник идей и христианства Живаго в Александре Блоке. В поэме Блока «Двенадцать» Христос шагает впереди вооруженных солдат, бродяг, проституток, ведя их в кровавом зареве Октября к великому будущему. В этом смелом символе есть своего рода художественная и даже историческая подлинность. В нем слиты раннее христианство и стихийное революционное вдохновение мужицкой России, которая жгла дворянские усадьбы, распевая псалмы. Христос, который благословил ту Россию, был также Христом раннего христианства, надеждой рабов и всех угнетенных, Сыном человеческим евангелиста Матфея, который скорее даст верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу в Царствие небесное. Христос Пастернака поворачивается спиной к буйной толпе, которую он вел в Октябре, и расстается с нею. Этот Христос становится дореволюционным самодостаточным русским интеллигентом, «утонченным», бесполезным и полным обиды и негодования на мерзость пролетарской революции».
И далее заключает И. Дойчер: «Из этого огромного среза той эпохи нельзя даже догадаться, кем были люди, совершившие революцию, кем были те, кто воевал друг с другом на гражданской войне и почему они победили или потерпели поражение. Грандиозная эпохальная буря предстает пустотой как в художественном, так и политическом отношениях» [378].
Пастернак и Нобелевская премия
Следует отметить, что Б. Пастернак еще за 11 лет (в 1946 г.) до миланской публикации романа «Доктор Живаго» рассматривался литературными кругами Запада как один из потенциальных претендентов на Нобелевскую премию [379].
Согласно официальной формулировке Шведской Академии, Нобелевская премия Пастернаку была присуждена «за значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа». Кстати, сам Пастернак возражал против толкования его преимущественно как поэта. Вот что он писал одной их своих корреспонденток: «Стихи значат гораздо меньше для меня, чем Вы, по-видимому, думаете… Они должны уравновешиваться и идти рядом с большой прозой…» [380]
И все же зададимся вопросом: чем оказался интересен роман «Доктор Живаго» для Нобелевского комитета? Ответ на этот вопрос можно найти в одном из номеров французского еженедельника “Ар”, который писал, что не столько литературное, «сколько политическое значение “Доктора Живаго” выдвинуло его на передний план» [381]. Именно приоритет политического значения был отмечен и в “Фигаро литерер»: «Пастернак стал знаменитым на Западе ещё до того, как там ознакомились с его творчеством» [382].
Борис Пастернак – русский советский поэт, писатель и переводчик.
Получив телеграмму от секретаря Нобелевского комитета Андерса Эстерлинга о присуждении ему премии, Пастернак 23 октября 1958 г. написал ему следующее: «Благодарен, рад, горд, смущен» [383]. Это событие сразу вызвало широкий резонанс. Пастернака поздравляли его соседи (Ивановы, Чуковские), приходили телеграммы, осаждали корреспонденты. Как пишет его сын, казалось, все невзгоды и притеснения с изданием романа, вызовы в ЦК и Союз писателей позади. Нобелевская премия – это полная и абсолютная победа и признание, честь, оказанная всей русской литературе [384].
Однако уже 29 октября 1958 года Пастернак под воздействием властей вынужден дать и вторую телеграмму: «В силу того значения, которое получила присуждённая мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я должен от неё отказаться. Не сочтите за оскорбление мой добровольный отказ» [385].
Пастернак отказался от получения Нобелевской премии и до конца жизни он ее так и не получил [386].
В ночь на 31 мая 1960 г. Пастернака не стало.
И это тоже результат идеологической кампании против художника.
Понятно, что не литературные рецензии художественного содержания романа стало основной причиной случившейся трагедии.
Причина лежала в идеологическом противоборстве тех интересов, которые были представлены, с одной стороны, политическим и литературным руководством СССР, с другой – представителями политических кругов США и Европы, которые цинично использовали Нобелевский комитет, равно как и само творчество Пастернака в своих политических интересах. Все это объективно сработало на понижение репутации уже и самого Нобелевского комитета в глазах, например, такого известного философа и писателя Европы XX века, как Жан Поль Сартр.
«В нынешних условиях, – заявил Сартр, – Нобелевская премия объективно выглядит как награда либо писателям Запада, либо строптивцам с Востока. Ею, например, не увенчали Пабло Неруду, одного из крупнейших поэтов Америки. Речь никогда всерьёз не шла и о Луи Арагоне, который, однако, её вполне заслуживает. Достойно сожаления, что премию присудили Пастернаку прежде, чем Шолохову, и что единственное советское произведение, удостоенное награды, – это книга, изданная за границей…» [387]
В любом случае все это в итоге послужило тому, что в СССР сложилось достаточно устойчивое на то время мнение, что Нобелевская премия Пастернаку была вручена исключительно из-за публикации «антисоветского» романа. Но в какой мере это действительно так?
Пастернак и социализм
Как пишет венгерский литературовед Д.Якоч, и сторонники, и противники социализма считали Пастернака противником социализма, но сам писатель так не думал. Он предполагал, что его роман не будут воспринимать как антисоветское произведение, если он решил его публиковать в журнале «Новый мир». Но журнал не напечатал его, поэтому Пастернак отдал произведение итальянскому издательству
