Через отверстия в потолке уже почти не проникал свет. Однако бедуин заметил, что хлеб двигается и медленно приближается к нему. Он вздрогнул так, будто его ужалил скорпион, и в страхе прижался к стене. Наверное, появление самого сатаны не испугало бы его больше.
— Не бойся! — крикнул ему Морис. — Хлеб протягивает тебе мой друг! Я знаю, что это кажется безумием, но он и в самом деле делает это. Небесные силы помогают ему совершать чудеса!
Голова со спутанной седой бородой и всклокоченными волосами дёрнулась и приподнялась. Человек, на корточках сидевший у стены, посмотрел на Герольта и Мориса.
Герольт из последних сил продолжал двигать хлеб в сторону незнакомца. Он уже висел на решётке, едва держась на ногах.
— Возьми и ешь! — прошептал он наконец. — Силы вернутся к тебе.
Бедуин медленно протянул дрожавшую руку к хлебу. Даже дотянувшись до хлеба, он продолжал чего-то ждать. Но голод одержал победу над страхом, и бедуин схватил хлеб. Его руки лихорадочно тряслись, когда он поднес хлеб ко рту и осторожно откусил от него. Первый кусок незнакомец пережёвывал очень долго. Было видно, что он заставлял себя соблюдать осторожность. Внезапно он перестал жевать и прижал хлеб к лицу.
В подвале стало так темно, что Герольт различал лишь смутные очертания фигуры за решёткой. Но ему показалось, что плечи человека вздрагивают от безмолвных рыданий.
Герольт немного подождал, а потом задал тот же вопрос, который остался без ответа в первый вечер их заточения:
— Как тебя зовут?
Человек опустил хлеб, но ответил не сразу.
— Джамал Салехи, — донёсся слабый гортанный голос.
Герольта охватило такое чувство, будто он одержал ещё одну победу.
— Не теряй надежды, Джамал Салехи! — с усилием прокричал он. Герольту все ещё не хватало дыхания. — Не доставляй им такой радости. Верь, что последняя битва ещё не закончилась! Пусть эмир думает, будто крепко держит нас в руках. Но он ошибается!
День нашего освобождения близок! Даю слово: мы тебя не бросим!
Стоило Герольту произнести эти слова, как тут же он почувствовал, насколько смехотворным казалось такое обещание. Морис саркастически хмыкнул за его спиной.
Стыд отрезвления охватил Герольта. Сквозь влажный зловонный мрак, окружавший их, в темницу пробрался страх, и он проник в самую душу Герольта. Страх перед жалким концом, который ожидал тамплиеров, несмотря на их золото и драгоценные камни. Надежды, которые Герольт и Морис возлагали на Тарика, он, пожалуй, мог и не оправдать. Да что там: у него просто не было такой возможности! Потому что, если Тарик действительно остался на свободе, его первой и священной к тому же обязанностью было спасение Святого Грааля, а вовсе не их освобождение.
Ещё с полчаса Тарик оставался на прежнем месте южнее ворот Баб аль-Квантра. Потом сел в лодку и вместе с привязанным к её корме челноком поплыл в сторону гавани Аль-Макс. Работать вёслами Тарику почти не приходилось — его несло течение. Поскольку мачты на лодке не было, ему не пришлось огибать остров Рода. Он спокойно проплыл между лодками, на которых покоился плавучий мост, соединявший остров и восточный берег Нила.
Тарик миновал огни Фустаты. Они были гораздо реже и беднее роскошной иллюминации, украшавшей дворцы на острове.
Когда остров Рода остался позади и справа появился центр Каира, сердце Тарика забилось сильнее. Вскоре должна была показаться гавань Аль-Макс с её доками, причалами и множеством мостков для мелких судёнышек. Если он поторопится и наделает шума, его предприятие может провалиться в самом начале.
Из темноты выступили первые суда. И, прежде чем их тени обрели чёткие контуры, он распознал их: это была группа вместительных египетских кораблей с удлинёнными корпусами и надстройками на корме. Такие корабли плавали по Нилу.
Напряжение охватило Тарика. Сейчас все решится! Буквально в следующие секунды станет ясно, сумеет ли он спасти Святой Грааль!
Он подобрал верёвку, к которой был привязан челнок. Когда лодка подойдёт к галере, ему следовало быть под рукой. И все же челнок чуть не ударился о борт первого торгового корабля, вынырнувшего из темноты. Перед «Калатравой» стояли три корабля мамелюков.
Теперь Тарик схватил трос, лежавший на носу, зажал его конец в зубах и направил лодку в черные воды между корпусами кораблей, — он уже мог плыть, касаясь их рукой. Тарик медленно скользнул по бликам желтоватого света, плясавшим на воде, — это отражались редкие корабельные лампы.
Вот перед Тариком возникли крепкие сваи. Они были обвязаны толстыми канатами. Ограждение отделяло лежавшую за сваями набережную от места стоянки судов. Вдоль этой стены из свай стояча «Калатрава» — её нос был обращён против течения. На носу галеры не было ни единого огонька. Ничего удивительного: на борту не было команды, потому что мачту на корабле ещё не установили. Лишь посреди корабля и на корме светились лампы. И голоса охранников тоже не доносились с палубы бывшей кипрской галеры. Корабль казался вымершим. Но эта тишина могла быть обманчивой.
Тарик ухватился за ближайшую сваю и сумел удержать её. Он бросил на неё трос, закреплённый на носу лодки. Сделав узел, он двинулся вдоль стены из свай дальше — пока не достиг одного из канатов «Калатравы», конец которого был привязан к деревянному столбу. На этой же свае Тарик закрепил вторую верёвку, привязанную к носу его лодки. Убедившись, что лодка надёжно привязана и течение сможет унести её от борта галеры не дальше чем на пол-аршина, он достал железный крюк, приобретённый в городе, и с виду казавшийся лемехом плуга. Кузнец был немало удивлен желанием заказчика сделать конец этого лемеха плоским и острым, как острие ножа. Однако быстро сделал то, что от него требовалось.
Тарик с трудом втиснул конец крюка между двумя досками чуть выше ватерлинии. Крюк не должен был сидеть в корпусе глубоко. Тарик привязал к этому крюку короткий трос, ведущий с борта лодки, — он должен был лишь не дать крюку выпасть из корпуса.
Все это Тарик сделал в течение каких-то двух минут. Ему они, однако, показались вечностью. С каждым мгновением возрастала опасность того, что его увидят с набережной и поднимут тревогу.
Теперь пора было откупорить четыре кувшина и пересесть в челнок. Тарик заставлял себя не торопиться и быть предельно осторожным.
Челнок не отличался устойчивостью. Тарика прошибал пот при мысли о том, что произойдёт, если хотя бы один из глиняных сосудов закрыт недостаточно плотно. Если нафта соприкоснётся с водой, просочившейся на дно челнока, он может проститься с жизнью.
