Ознакомительная версия.
— Это уж точно, — согласился Лабрюйер, знавший про ипподромные дела с точки зрения полиции. Сарай требовался, чтобы не дать препятствиям зимой улететь в неизвестном направлении, невзирая на свой огромный вес, и сгореть в печках торенсбергских и солитюдских жителей.
Освещение было отвратительное, но Лабрюйер быстро сориентировался.
— Вон там стоял этот проклятый «катафалк», за углом, — сказал он. — И другие автомобили тоже.
— Пойдем, глянем. И пройдем задворками, сообразим, где горит свет и может сидеть чертов Савелий.
Лабрюйер вывел Енисеева к известному месту. «Катафалк» и впрямь был там.
— Нужно убедиться. Я посмотрю, есть ли там крестик, — решил Лабрюйер.
— Осторожно. Видите, в окошке тени.
Это были тени на оконной занавеске.
— Я гусиным шагом, — ответил Лабрюйер, совсем позабыв, что нога еще побаливает.
Присев на корточки, он сделал два шага и выпрямился. Признаваться в своей инвалидности он не желал и просто перебежал сомнительное место, пригнувшись.
Нацарапанный Танюшей крестик он нашел не сразу.
Лабрюйер был в темном пиджаке и брюках. Очевидно, на корточках, да еще почти прижавшись к «катафалку», он во мраке был схож с каменной глыбой. А когда поднял голову — тут-то и оказалось, что у глыбы есть лицо. Да еще какое!
Кто-то из конюхов вышел в тупичок между сараями справить малую нужду. Зимой для конюшенного люда служит сортиром какое-нибудь временно пустое стойло с торфяной подстилкой, а летом — чего ж не выйти на свежий воздух. Кто ж мог знать, что на свежем воздухе откуда-то из преисподней полезет выходец с того света, уже обглоданный червями?
Шарахнувшись и замахав на череп руками, конюх ударился в бегство — в одну сторону, а череп полетел в другую.
Енисеев, следивший из-за угла, скрипел и тихо фырчал — но смех умудрился сдержать.
— Старик — молодец, надо его к ордену представить! Бежим, отсидимся в сарае. Сейчас обязательно какой-нибудь местный смельчак с навозными вилами выскочит — показать, что ему сам черт не брат.
— Это тот автомобиль.
— Что и следовало доказать…
Ворота сарая, где хранились препятствия — барьеры разной высоты, стояки, полосатые бревна и прочее добро, необходимое для сооружения «корзин» и «звезд», были притворены. Аяксы заскочили в сарай и встали по обе стороны этих ворот, прижавшись к дощатой стене.
У конюшен действительно было шумно. Лабрюйер прислушался.
— По-латышски галдят. Дураком и пьяницей парня называют.
— Видно, так оно и есть. С вилами против скелета никто не вышел?
— Притихли. Там кто-то поумнее вразумил — шум подымать не надо, а то… чего-то я не понял… они кого-то боятся… Похоже, ушли в конюшню.
— И будут там держать круговую оборону. Если что, Лабрюйер, тут есть где спрятаться — хоть бы за кирпичную стенку. Это такое препятствие для лошадей — стена из досок, раскрашенная под кирпич.
Лабрюйер огляделся.
— Стены не вижу, но тут что-то поблескивает.
Свет в сарай проникал через узкие окна под крышей. Понять, что громоздилось посередке, Лабрюйер не мог — и ровно на один миг включил фонарик.
Этого хватило.
— Фургон «бенц», — сказал Енисеев. — Любопытно, когда его сюда пригнали. Мы его тут еще не видели. Похоже, новенький… на пневматических шинах… Хорошая таратайка, сотню пудов запросто увезет… На кой он им?
Парусиновый кузов фургона, темно-синий и плотный, был пристегнут многими ремешками. Лабрюйер зашел сзади, приподнял край и посветил вовнутрь фонариком.
— Или я сошел с ума, или они устроили походный госпиталь, — удивился он.
— А что?
— Там подвесные койки. Как на судне.
— Что бы это значило?.. Каких раненых собрались они возить?.. Война будет, несомненно будет, но если бы она уже началась — я бы знал…
— Может быть, не раненых? — предположил Лабрюйер. — Может, на этом фургоне поедут очень далеко, и шоферы будут вести его по очереди, и спать тоже по очереди.
— Тоже версия. Но куда бы этим господам ехать? Да еще на фургоне…
— Спасаться бегством?
— Для бегства есть автомобили, делающие полтораста километров в час… Стойте! Я понял! Только бы не сегодня…
Лабрюйер много всякой ругани слышал на своем веку. Когда полиция совершает налет на тайный притон и прихватывает там на горячем компанию мерзавцев, по которым каторга плачет, — много всяких заковыристых словечек звучит от злобы и бессилия.
Енисеев выразился не хуже бывалого каторжника.
— Думал, раз они в ресторане — то и дух перевести можно. Ох, старый осел. Ресторан-то и есть самое подходящее место.
— Для чего?
— Это мы сейчас узнаем… Тс-с-с… за барьер…
Это было изо всех конских препятствий самое гадкое, заплетенное колючими прутьями. Быстро пригнувшись за барьером, Лабрюйер едва не выколол себе глаз.
В сарай вошел человек с фонарем. Поставив фонарь на землю, он вышел — и вернулся с товарищем. Вдвоем они несли ящик, который сзади поставили в фургон.
— Принеси бидон с водой, Мартин, — сказал по-немецки этот человек. — И сена побольше. Пусть едут с удобствами, как знатные господа.
— Сейчас.
Мартин убежал. Человек с фонарем забрался в фургон и чем-то там гремел. Енисеев и Лабрюйер, затаившись, молчали.
Явился Мартин с огромной охапкой сена.
— Где ты пропадаешь, скотина? — крикнул из фургона тот, кто, видимо, был его главным начальником. — Мне телефонировали — они уже едут. А ты копаешься! Давай сюда сено. Будет им королевское ложе, только без балдахина. Пойди, глянь — может, их уже везут.
Мартин выскочил из сарая и сразу вернулся.
— Я видел огни на поле. Господин Таубе едет через большие ворота.
— Ну, теперь каждая минута дорога!
Мужчина выпрыгнул из фургона, подхватил фонарь и выбежал.
— Кто это? — шепотом спросил Лабрюйер.
— Позвольте вам представить герра Алоиза Фридрихса. Наконец-то он заговорил!
— Что значит — наконец-то?
— А он глухонемым конюхом притворялся. Тихо…
Енисеев бесшумно подошел к воротам сарая и выглянул. Видимо, ему одного мгновенного взора хватило, чтобы оценить ситуацию. Он быстро забрался в кабинку фургона и сел за руль.
— А вы чего ждете? — спросил он.
— Это зачем еще?
— Затем… их уже привезли из ресторана. Сами из авто выйти не могут, их на руках выносят. Да, вы хорошо разворошили этот муравейник… Я думал, у меня еще пара дней в запасе. Какого черта! И ваш Водолеев там крутится. Лабрюйер, быстро отворяйте ворота и садитесь, черт бы вас побрал!
Ознакомительная версия.
