японцев из окопов.
Далеко в сторону от дороги японцы не решаются отходить, зная, что там их ждет разгром. Они медленно и осторожно продвигаются вдоль шоссе, не имея возможности обеспечивать свои фланги, на многих участках китайские войска не отходят назад, а остаются в горах, пропуская японцев вдоль дороги. И потом продолжают партизанскую войну в тылу. Куски дороги, отданные японцам, предварительно разрушаются. Я не раз наблюдал, как деловито бойцы и крестьяне расковыривают до основания бетонное шоссе, сносят и сжигают мосты, снимают и увозят телеграфную проволоку, срубают и жгут на огромных кострах телеграфные столбы.
Крестьяне, живущие около шоссе, уничтожают свои огороды, сжигают дома и уходят в горы. Глядя на все это, убеждаешься воочию, как ценой огромных потерь японцы вторгаются в опустошенные узкие полоски территории, где все уничтожено, вывезено, сожжено. Какие миллиарды нужны, чтобы наново сооружать дороги, наводить мосты, строить дома!
Такая же картина и на пути японского наступления вдоль железных дорог. Китайцы полностью уводят подвижной состав, снимают рельсы и шпалы, жгут станции, уничтожают телеграфную связь, взрывают многопролетные мосты. Японцы превращают линию железной дороги в автомобильное шоссе и все более и более замедляют темпы своего наступления. Китайское командование сейчас получило сведения, что японцы отводят в тыл 107, 106-ю и 1-ю гвардейскую дивизии, которые воевали целое лето на Центральном фронте и потеряли больше половины своего состава. Сильно замедлено наступление японцев и на всех других фронтах.
В то же время китайцы сохраняют свои силы, свою армию, свой боевой дух. Высокий боевой дух китайской армии – это не пустая фраза. Мы подолгу беседовали со многими командирами и бойцами. На их настроении нисколько не отражается продвижение японцев по нескольким линиям дорог. Командиры трезво и хладнокровно оценивают свои силы. Их удивляет безумие японцев, ведущих игру ва-банк, завязающих все глубже и глубже.
Командиры частей очень гостеприимны. Они сожалеют, что не могут предоставить гостю удобных средств передвижения и необходимого комфорта, о котором здесь, в боевой обстановке, я меньше всего думаю.
В штабе дивизии за крестьянским ужином (рис, жареная мелко нарезанная жирная свинина) мы выпиваем из крохотных фарфоровых рюмочек крепчайшей рисовой водки, и беседа наша затягивается далеко за полночь.
Меня расспрашивают о Советском Союзе, о нашей культуре, о росте индустрии, о международном положении.
Молодой командир дивизии рассказывает о небывалом разгроме японцев под Тайэрчжуанем. В этой операции он принимал участие, командуя армией на правом фланге.
Он останавливается на современном этапе освободительной войны.
– Некоторые наши командиры – горячие головы – недовольны отступлением китайских войск. Они считают, что уже сейчас можно нанести решающий удар, отрезать японцев от тыла и разгромить их. Но подавляющее большинство китайского офицерства мыслит трезво.
В те дни, когда мы, уезжая на фронт, покидали Чанша, город эвакуировался. Полумиллионное население большого города лавиной хлынуло в горы, в деревни. Ночью над городом показалось зарево пожаров. От предательской руки провокаторов запылало несколько десятков домов в разных частях города. Молнией пробежала весть:
– Японцы у ворот города!
Пожар охватил целые кварталы, улицы. Горели многоэтажные дома. Забушевало безбрежное море огня…
На пристани, прижатые огнем к воде, стояли толпы людей, не успевших покинуть город. Не хватало лодок, чтобы быстро перевезти их на другой берег реки. Многие бросались в воду, и их уносило вниз по течению… Один старик умолял перевезти его.
– У меня на фронте погибло два сына. Вот все мои деньги, – он держал в поднятой руке пачку ассигнаций, – я их отдам вам, перевезите меня.
На берегу реки от жара начали лопаться стекла в домах…
Я возвратился в Чанша уже после пожара. Машина медленно движется по улицам. Страшно зрелище уничтоженного города, совсем недавно столь многолюдного. Сотни рабочих и солдат очищают улицы от бревен, камней, обугленных телеграфных столбов. Кучки людей читают расклеенные воззвания правительства, сообщающие о работах по восстановлению нормальной жизни в городе, ставшем жертвой диверсии и провокации.
В штабе я встретился с Чжоу Эньлаем. Он ежится от утреннего холодка, прохаживаясь по дорожкам загородной виллы. По приказу Чан Кайши он руководил комиссией, расследовавшей причины пожаров в Чанша. <…>
От Чанша до города Н. 120 километров. Ехать нужно ночью. Особенно опасна встреча с японскими самолетами на речных переправах, где в ожидании парома выстраиваются десятки машин. Недавно японские самолеты сровняли Н. с землей. Они не пощадили и старинного храма в окрестностях города. Во время бомбардировки десятки человек бросились в храм. Многие из них погибли под развалинами массивных стен.
Широкий двор военного училища усилиями маскировщиков превращен в густой, непроходимый лес. Десятки сосен и елей, срубленных в горах, воткнуты в землю, двор усыпан хвойными ветвями. Сюда со всех фронтов съехались командиры Народной армии обменяться опытом, подвести итоги, наметить пути дальнейшей борьбы.
Здесь собрались командующие войсками районов, командиры армий, дивизий, бригад.
Заседание конференции начинается на рассвете, до наступления дня, и после перерыва возобновляется вечером.
Командиры говорят о слабых, наиболее уязвимых местах противника. Враг боится непогоды и ночью не может сражаться в горах, на отдаленных от линий путей сообщения местах. Японский солдат плохо переносит лишения. Без артиллерии воевать японцы не могут. Они собирают силы в одном пункте, не обеспечивая тыловой связи, по которой их крепко бьют партизаны.
Обсуждая качества китайских солдат, все ораторы отмечают большую выносливость и отвагу. Боец Народной армии прекрасно дерется в гористой местности без поддержки артиллерии, легко переходит на сокрушительный штыковой удар, которого японцы, как правило, не выдерживают.
Командиры обращают внимание и на недостатки своих частей, говорят о необходимости усилить войсковую разведку, о более крепком взаимодействии различных родов оружия, об улучшении санитарного обслуживания бойцов.
Вдруг раздается сигнал воздушной тревоги. Весь зал встает, командиры не спеша покидают помещение и, минуя двор, идут в горы, окружающие здание. Каждый знает, в какую пещеру он должен пойти. В пещерах люди прислушиваются к гудению моторов. В одну из таких тревог пятнадцать бомбардировщиков прошли над самой головой, не подозревая, какая добыча здесь, под ногами.
Ночью десятки машин, увитых зелеными ветвями, увозят командиров. Наспех прощаясь друг с другом, командиры разъезжаются по фронтам.
* * *
Ночью, переправившись на пароме через реку, мы очутились на территории провинции Гуанси. Пикет – девушки и парни – внимательно проверяет все машины, проходящие через границу. Долго просматривают документы.
Какая здесь природа! Какие причудливые горы…
Тысячи устремленных к небу каменных столбов тянутся до самого горизонта. Четкие их контуры растворяются в далекой голубой дымке. Этот странный и величественный пейзаж напоминает картины художников, воспроизводящих фантастический облик таинственной Атлантиды. Гуансийцы утверждают,
