— Ты в порядке? — спросил Катон.
Макрон поднял взгляд. Грудь его вздымалась и опадала, лицо почернело, руки и ноги были опалены. В воздухе висел такой густой запах жженого волоса, что Катон сморщился.
— Ты лучше о других беспокойся, — буркнул Макрон и вдруг сложился пополам в приступе неуемного кашля, а когда выпрямился, уставился на Фигула:
— Чуть не забыл: ты, приятель, нарушил воинскую дисциплину. Еще раз ослушаешься приказа, заработаешь порку.
— Да, командир, но ведь я…
Их разговор прервали громкие крики за воротами базы. На лагерной территории что-то было не так. Оттуда к воротам устремилась толпа людей, стремившихся выбраться в город, и два противоположных потока, столкнувшись, устроили несусветную толкотню, полностью перекрыв проход. Все громче звучали крики ярости и отчаяния.
— Молчать! Всем заткнуться! — заорал Катон, проталкиваясь вперед.
Многие, завидев центуриона, действительно закрыли рты.
— Что происходит? Может кто-нибудь доложить?
— Они внутри! — выкрикнул кто-то. — Враги ворвались на базу!
Поверх людской массы, блокировавшей ворота, Катон бросил взгляд в глубину лагеря, туда, где за складскими строениями располагалась зерновая площадка. Поток дуротригов перехлестывал через находившийся за ней вал: у частокола валялось несколько тел в красных туниках, а горстку других смельчаков, пытавшихся остановить натиск, порубили прямо у него на глазах. Некоторые самые робкие нестроевые солдаты побросали оружие и побежали сломя голову, удирая от бурного потока врагов, уже растекавшегося по территории базы и устремлявшегося к последним ее защитникам, сгрудившимся у ворот.
— Если не хочешь неприятностей, немедленно пропусти меня к легату!
Невесть откуда взявшийся незнакомец сердито смотрел на оптиона, стоявшего перед ним с двумя легионерами по бокам. Те выглядели видавшими виды вояками, при встрече с какими даже отпетые римские головорезы предпочитали переходить на другую сторону улицы.
Не удивительно, что, имея такую поддержку, еще довольно молодой оптион выказал мало почтения к замызганному, хотя и рослому пришлецу в грязной тунике, объявившемуся в вечерних сумерках перед лагерными воротами. Если что в бродяге и настораживало, то лишь его странный, патрицианский выговор. Такое произношение указывало на человека образованного, а следовательно, состоятельного, хотя, конечно, он мог быть и актером.
— Да кто ты вообще такой, приятель? — спросил оптион.
— Я уже сказал, трибун Гай Квинтилл, — подавляя раздражение, ответил прибывший.
— Что-то не больно ты похож на трибуна.
— Это потому, что я скакал без отдыха весь нынешний день и предыдущую ночь.
— Зачем?
— Да затем, что Каллева в опасности.
— Да ну?
— Вот тебе и ну. Гарнизон подвергся нападению, и сдается мне, легат должен узнать, что ему не помешало бы послать помощь центуриону Макрону.
— Макрону? О, ну тогда другое дело. Если Макрон в беде, то тебе лучше поспешить.
Оптион кликнул легионера и велел отвести трибуна к легату.
Поджав губы, Квинтилл вступил в ворота походного лагеря Второго легиона и проследовал за караульным к штабному шатру.
Впрочем, решил он на ходу, времени для того, чтобы поставить на место ничтожного оптиона, будет достаточно и потом. Сейчас, пока еще остается возможность спасти столицу атребатов, Квинтилл должен предупредить Веспасиана о нависшей над ней угрозе. И будет только справедливо, если это деяние принесет ему определенный политический капитал. В конце-то концов, разве он не рисковал жизнью, спеша со столь важной вестью к легату? Правда, в своей отчаянной скачке за помощью он так и не нарвался на врага, но ведь мог же! Еще как мог! «Храбрость, — напомнил себе Квинтилл, — состоит в том, чтобы действовать, зная о возможной опасности». Он о ней знал, действовал и, стало быть, заслуживает награды.
Эта мысль мигом улучшила его настроение, и, подходя к командному пункту, трибун уже нежился в теплых волнах привычного самодовольства, на какое-то время совсем было покинувшего его.
— Ты кто, на хрен, такой? — осведомился Веспасиан при появлении визитера.
Легат сидел за столом и в слабом угасающем свете солнца готовил приказы для следующего этапа кампании. В ближайшие два дня Второму легиону предстояло продвинуться еще дальше на запад, дабы разрушить цепь вражеских укреплений на самом северном рубеже земель дуротригов. После этого легион ударит на юг и, сметая все на своем пути, выйдет к побережью. Дуротриги придут просить мира, и у Каратака останется на одно племя сторонников меньше.
Веспасиан только что закончил читать отчет о состоянии приданных его войскам катапульт и решил, прежде чем вернуться к работе, слегка подкрепиться вином и холодным цыпленком. Он продолжал жевать, когда незваный гость представился.
— Трибун Гай Квинтилл из личного штата командующего Авла Плавта.
— Никогда о тебе не слышал.
— Я прибыл в Британию всего месяц назад, командир. С пополнением.
— Хм, вот как. Что-то, однако, далековато ты забрался от главного штаба. Только не говори мне, что выехал поохотиться и заблудился.
— Никак нет, командир.
— Ну и как в таком случае ты здесь оказался?
— Командующий послал меня оценить положение в Каллеве, командир.
— Понимаю.
Веспасиан окинул собеседника задумчивым взглядом. Уже одно то, что Авл Плавт озаботился состоянием населенного пункта, находившегося в зоне действий Второго легиона, ему не понравилось, и легат сразу спросил себя, что он там проглядел. Насколько ему помнилось, центурион Макрон ни о каком брожении среди атребатов не сообщал, однако вдруг невесть откуда объявляется этот малый, именующий себя трибуном и утверждающий, что генерал счел нужным направить его в главный город дружественной Риму страны для выяснения обстановки. Что-то, значит, пошло не так, и Веспасиан решил исподволь вызнать причину озабоченности командующего. Он слегка улыбнулся трибуну.
— Надеюсь, твоя оценка тамошнего положения удовлетворит генерала.
— Едва ли. — Квинтилл выглядел измотанным. — Когда я покидал город, дуротриги готовились к осаде. Командир, если мы не начнем действовать незамедлительно, Каллева может оказаться в руках врага.
Веспасиан потянулся было к вину, но рука его замерла над столом.
— Что ты сказал?
— Каллева в осаде, командир. Или, во всяком случае, должна быть в осаде, учитывая вчерашние события.
Веспасиан убрал руку и откинулся на походном стуле, призвав на помощь всю свою сдержанность.
