С того дня она гуляла все больше и больше, а через две недели, когда строители уж подводили пристройку под крышу, Соня отдала палочку мужу и хотя еще не твердой походкой, но уже без посторонней помощи пошла по тропинке в лес.
А еще через две недели она собрала чемоданчик и ее повезли в аэропорт. Нина Ивановна по просьбе Николая Амвросьевича поехала ее провожать. Она давно собиралась съездить в Израиль, побывать в Палестине, а теперь вот ей представился благовидный повод.
Николай Амвросьевич сказал, что поедет в Питер и станет восстанавливать завод автоматических ручек, — и такой, который уж будет лучше прежнего.
В Питер он не поехал, но поехал в соседний район, остановился там в гостинице и вызвал к себе своего прежнего заместителя, когда он еще работал главным конструктором завода. Это был Валентин Владимирович Кашкин, талантливый инженер и верный товарищ.
Кашкин явился и между ними произошел следующий разговор.
— Чем занимаешься, как живешь? — спросил его Бутенко.
— Завода нашего нет, все мы сокращены — живем по–разному, кто как умеет подстроиться под эту проклятую капиталистическую систему. Я, например, тружусь на овощной базе: кому чего отнести, кому принести, а еще надо много улыбаться, угодливо прогибаться, иначе азик, плешивый турок из Баку, может дать пинка и ты очутишься на улице.
— Ты, Валентин, всегда был балагур; я тебя спрашиваю серьезно.
— Я тебе серьезно и отвечаю. Именно этим я и занимаюсь. А не хочешь — подыхай с голода. Пенсии–то у меня нет. Вот и к тебе сюда зайцем ехал. Билет–то не на что купить.
— Что ж азик за такую черную работу и деньги хорошие не дает?
— Скажи спасибо, держит на работе. Они русских ненавидят, а за что — не знаю. При каждом случае не прочь уколоть, а то и оскорбить даже.
— Карл Маркс, а с ним и Ленин знали, чем нас сшибить можно: интернационализм навязали. Пусти инородца в дом, корми его, пои, а он привыкнет и на шею тебе сядет. А там и власть над хозяином семьи возьмет. Я вот в Австралии живу, так там законы естественные: если ты хозяин, так и будь им. И никого себе на шею не сажай.
Бутенко положил кулаки на стол, заговорил другим тоном:
— Ну да ладно, хватит плакаться! Считай, что с азиком ты расстаешься. Другая работа ждет тебя. Завод будешь восстанавливать.
— Какой завод?
— Наш завод. Возьмешься за это дело?
— Да как же его восстановишь, если нет нашего завода. Стены трех корпусов стоят, но там склады разные и еще черт знает что там копошится.
— Всех выселишь. А я укажу адреса, где можно оборудование, станки разные закупить. Наконец, кое–что из Австралии тебе пришлю.
— Погоди, Николай Амвросьевич, что–то я в толк не возьму: да на такие дела деньги нужны, да еще какие.
— Есть у меня деньги. Составишь смету и получишь все, что тебе надо.
— Да ведь чтобы смету составить, нужно в корпусах побывать, посмотреть, кто да что там обосновалось, как выжить их оттуда.
— Вот этим ты и займешься. И на все про все даю тебе неделю. Поезжай и все устраивай. Встретимся здесь же, и ты уже с готовой сметой приедешь. А на первые расходы — вот тебе двадцать тысяч карманных и чек на двести тысяч. Это на подкуп всяких чиновников, милиции и прочих молодцов. Деньги не жалей, покупай всех с потрохами. Завод мы потеряли, но мы его и вернем государству. Не себе возьмем, а государству отдадим. Чтобы нас с тобой не числили в той самой директорской банде, которая за жирные куски и подачки заводы свои на распыл пустила. Придет еще времечко — с них все сполна спросится. Я, Валентин, хочу в этом процессе самолично участвовать; то есть директоров–предателей отлавливать. Я ведь многих из них в лицо знаю, а иные так на моих глазах заводы свои чужестранцам за гроши продавали. Россию–матушку не одни только евреи да американцы развалили; ее и партаппаратчики, и директорский корпус, а также интеллигенция велеречивая в пропасть тащили. А те русские писатели, которые грязь в своих книгах месили, черноту выкапывали, да всякие «ужасы», советского строя живописали — они что ли не виноваты? Нет–нет, Валентин, народ наш глуп и доверчив, как дитя малое, и сам–то и сейчас понять ничего не может, но есть у всякого народа, и у русского тоже, спасительное свойство такое: он в минуты опасности героев и провидцев рождает. И чем ближе его подталкивают к пропасти, тем больше светочей и героев он из своей среды выталкивает. Они–то, эти светочи и герои, и укажут ему путь спасения. Ты ведь тоже, Валентин, светоч. Доктор технических наук, каким ты конструктором был! Время пришло нам с тобой заступиться за народ. В моем кармане деньги большие оказались. Я их все до одной копейки России верну, — ее это деньги! Вот и давай, мой друг, берись за дело. Вместе мы с тобой силушку богатырскую покажем!
Бутенко выписал чек на двести тысяч. И, подавая его приятелю, сказал:
— Получишь в Инкомбанке. Пока еще пауки этот банк не растащили. Потом–то они его объявят банкротом, а все денежки вкладчиков на свои заграничные счета перекинут. Это у них механизм такой налажен: оборудуют хороший банк, распустят слухи о нем — дескать, надежный банк, самый надежный в городе, ну, мужик наш русский все деньги туда и понесет. Соберут они тысячи таких вкладчиков, а потом — хлоп! Обанкротились. И разбегутся по заграницам. С набитыми, конечно, карманами. Я‑то уж знаю этих умников, потому и деньги свои во множестве банков держу. В старых, где паук сидит умный и кровь из людей сосет понемногу.
На том они и расстались.
Бутенко и другу своему не назвал своего местожительства.
Качалин готовил очередную операцию. Он сидел в своей комнате и говорил по телефону с соратниками. Говорил подолгу, наставлял, учил. Предлагал теснее сближаться с милицией, искать выходы на ребят из ФСБ — Федеративной службы безопасности. А с другой стороны — засылать своих людей в охраны частных лиц, богатых дельцов, глубже проникать в тайны их махинаций и вести работу со старшими охранниками, подсовывать им газеты и разные документы с угрозами в адрес лиц, обворовавших Россию. И никаких насилий, убийств и даже увечий — делать все так, чтобы операции «черных ястребов» подпадали под статьи: хулиганство или действия с целью возвращения украденного владельцу.
Требовал показывать ему планы всех намечающихся операций.
Одним словом, крепко забирал в руки бразды правления.
Командир одной группы «черных ястребов» Денис Козловский рассказал о Медном бароне, который недавно отстроил на берегу Ладоги четырехэтажный замок с тремя башнями и все помещения обставил дорогой финской мебелью. Его зовут Медный барон Сацс. Неподалеку от замка он построил другой замок, поменьше — для своей любовницы, шестнадцатилетней Риммочки, и ездит к ней с двумя охранниками каждый вечер, но на ночь не остается. Мы вычислили маршрут и время движения его автомобиля.
