Евгений Рогачев - Рогнеда. Книга 1

Ознакомительная версия.

Дашка бродила по городу, пока не появились первые прохожие, да не закричали молочники, предлагая парное молоко с утреннего удоя. Она остановила одного такого, порылась в карманах, вытащила медную полушку,[38] кинула черноглазому пацаненку. Тот нацедил ей полную чашку, подождал, пока Дашка выпьет, заткнул бутыль деревянной пробкой и поспешил дальше.

Дашка еще немного постояла и пошла обратно. На то место, где еще недавно стояло огромное Колычевское подворье, было страшно смотреть. Сгорело все, без остатка и даже деревянный частокол местами подгорел и обвалился. От обугленных бревен поднимался легкий дымок, кое-где вспыхивали запоздалые языки пламени. По пепелищу бродил редкий люд, кто с багром, растаскивая в стороны бревна, кто с топором. Тут же бегали охочие до всего мальчишки. В стороне отдельной группой стояли бабы, горестно качая головами. Дашка заметила среди них Матвея. За эту безумную ночь он весь поседел и теперь стоял белый, как лунь.

Дашка приметила, где стояли боярские хоромы. Теперь в этом месте высилась только печь, сиротливо устремив трубу в небо, да валялись не успевшие сгореть дотла бревна. Где-то там, под землей, и лежит клад, ради которого все и затевалось. Последний раз кинув взгляд на пепелище, Дашка пошла в харчевню, к Михею, на ходу придумывая историю о внезапно обретенном кладе.

Дашка вошла, постояла, привыкая глазами к полумраку, и увидела Михея за самым дальним столом. Рядом сидело два каких-то разухабистых мужика, пьяных в дым. Один горланил песни, другой упился до того, что упал головой на стол, перевернув плошку с потухшей свечой. Третий лез целоваться к Михею, сидевшему с краю скамьи. Михей вяло отмахивался и было видно, что он ждет не дождется того момента, чтоб покинуть это заведение. Но не смеет и сидит, дергаясь, словно на иголках.

Дашка подошла, легонько хлопнула по плечу. Михей напрягся, медленно обернулся. Узнав Дашку, расплылся в улыбке.

— Наконец-то, — пробормотал, в очередной раз смахивая руку назойливого мужика. — А я уж думал и не придешь. Обманешь.

— Не обманула ведь. Пошли отсель, а то больно душно тут.

Михей встал, натянул шапку и уже собрался, было, за Дашкой, но остановился. Развернулся и отвесил мужику такую затрещину, что тот вмиг сковырнулся с лавки и покатился под стол. Удовлетворенно крякнул и пошел вслед за Дашкой.

— За что ты его? — спросила, когда вышли на улицу.

— А, — отмахнулся Михей, — надоел. Все лезет и лезет. Я ему и так, и этак. Отстань, говорю. А он ни в какую, словно банный лист, прости Господи.

Прям напротив харчевни, чуть в стороне, стояла изба, огороженная редким частоколом. Вдоль тянулись деревянные мостки, по которым шли редкие прохожие. Тут же в куче был навален разный хлам, где копошились куры под строгим приглядом петуха с воинственно растопыренным гребнем. Около стояло два чурбака, на которые и сели Дашка с Михеем. Петух покосился на них кровавым глазом, хотел, было, уже в драку кинуться, но, видно, соразмерив свои силы, передумал, закудахтал и погнал свою многочисленную семью в другое место.

— Ну, как, удалось все?

— Удалось, — Дашка кивнула головой. — Сгорело все дотла, даже единого деревца не осталось. Надолго теперь он запомнит слезы мои девичьи. Ежели и сам не сгорел.

— Так что и он тоже…

— Да, я походила там немного, но не видела, чтоб он из избы выпрыгивал… Туда ему и дорога.

— И то верно. — Михей перекрестился. — Как в писании сказано? За все воздастся сполна. Каждый грех будет наказан. Во как!

— Спасибо тебе, Михей, — Дашка впервые подняла глаза, — что не бросил в минуту трудную. Я не знаю, что и делала бы, окажись одна. А так помог ты мне, и в долгу я теперь перед тобой неоплатном. — И добавила еле слышно: — А что под грех подвела, так прости меня, дуру. Может, и не следовало этого делать… Прости.

— Забудь. Не было в том греха, что наказали злыдня.

— Хороший ты.

— Я вот что думаю. — Михей стянул шапку, пригладил редкие волосы. — Не надо тебе уходить из города. Зачем скитаться где-то в чужих краях. Поедем лучше ко мне, в деревню, — сказал и задохнулся от собственной смелости.

— Зачем?

— Жить будешь.

— С тобой? — спросила напрямик и опустила голову, пряча ухмылку.

От этих слов Михей совсем рассудок потерял. Бухнулся перед ней на колени, прижал шапку к груди.

— А хоть и со мной! Я больше тебя никому в обиду не дам. Всех в бараний рог согну, ежели кто худое удумает! Ни в чем не будешь знать лиха, уж поверь мне… Пойдем.

Прохожие стали на них оглядываться. Черноусый парень, проходя мимо, весело скосил глаза, хотел что-то сказать, но передумал.

— Встань, Михей, — строго сказала Дашка. — Встань, перед людьми неудобно. Смотри, вон, оглядываются уже все. Встань! — Когда Михей поднялся, сказала: — Согласная я, поедем с тобой. Но перед этим ты должен мне помочь еще в одном деле.

— Да в чем угодно! — После последних Дашкиных слов Михей и вправду готов был сотворить все, что угодно.

— Ты подумай. Может, утомила я тебя своими просьбами.

— Что, опять кого-то подпалить надо? — Михей понизил голос.

— Да нет. О другом хочу тебя просить.

— Говори! Сделаю!

«Все, спекся паренек, — подумала Дашка. — Далыпе-то с ним что делать? Как с Ульяном? Ладно, поглядим, время покажет».

— На пепелище том, — начала Дашка, — кое-что осталось. То, что надо обязательно вынести, чтоб лихие люди до этого не добрались.

— А что там?

— Ящики. Немного, пять штук всего, не более. Они тяжелые, но ты должен управиться. Я б и сама, но мне это не под силу… Что в них — не спрашивай меня, Михей. Придет срок, скажу, не сумлевайся, а пока молчи. Да я и сама, если честно, не знаю… Не моя эта тайна, чужая, и я не должна ее никому открывать, иначе смерть и тебе, и мне.

Дашка подняла взгляд на Михея. По лицу того было не понять — понял ли он то, что она сказала, аль нет. На всякий случай спросила:

— Так поможешь?

— Я ж тебе сказал уже, — тут же ответил Михей, чем снял камень с души Дашки. — Я слов своих не меняю.

— Ну, вот и славно. Только надо бы где подводу достать, чтоб ящики те погрузить. На себе ведь далеко их не унесешь.

— Достану я подводу. Вон их сколько, — Михей кивнул головой на видневшийся край харчевни, где они были до этого. У коновязи стояли привязанные кони, тут же рядом стояло три подводы. Две пустых, а третья груженная каким-то барахлом. Лошади, понурив голову, мерно жевали овес.

— А не боязно?

— Чего бояться то? — Михей пожал плечами, показывая свою удаль. Наклонился к Дашке, подмигнул, чуть понизил голос: — После того, что сегодня мы с тобой с сотворили, боятся уже как бы и не с руки. О ящиках этих не думай. Достанем мы сегодня их и отвезем, куда ты скажешь. Ну, а что в них — меня мало интересует. Не люблю я влезать своим носом в чужой карман. Не приучен с детства.

Ознакомительная версия.