– Ивонна, – сказал Пьер как-то вечером у камина, где они коротали время, перебрасываясь лаконичными фразами. Ивонна вязала себе шарфик, Пьер просматривал несколько листов с расчетами, полученных от банкирской конторы, куда он вложил часть денег. – Вот тебе бумаги, по ним ты можешь получать деньги. Постарайся, чтобы к моему приезду от них кое-что осталось.
– Я буду их очень беречь, милый, только побыстрее приезжай! Когда ты собираешься? – в голосе слышались тоскливые нотки.
– На следующей неделе. Уже договорился на две повозки и нанимаю в помощь себе двух крепких слуг с оружием.
– Мне так страшно, Пьер! Дорога так тяжела и опасна. Холод просто адов!
– А что, в аду бывает холодно? Я думал, что там только жара.
– Не смейся, Пьер. Мне действительно плохо и тоскливо.
– Повторяю, займись делом, Ивонна! Найди для себя что-нибудь интересное.
И вот Пьер уже неделю был в дороге. И чем севернее он забирался, тем холоднее становилось. Уже снега лежали на полях толстым слоем, лошади иногда покрывались инеем, а слуги только и мечтали о таверне и теплой постели. Пьер с каждым днем становился все суровее и злее. Он стал раздражительным, часто покрикивал на слуг и извозчиков.
В тавернах и на постоялых дворах он прислушивался к разговорам, выуживал различные сведения о предстоящем пути, а если они касались Московии, то тут же подсаживался и выведывал все подробности.
Так он, уже вблизи границы с Польшей, услышал, что царь продолжает измываться над знатными людьми государства. Всех подозревает в измене и злом умысле. Никто не мог считать себя в безопасности в Московии.
Как-то он услышал про князя Курбского, которому удалось бежать в Литву от гнева царя Ивана. Князь распространял всюду свои писанки про злодеяния царя. Люди ужасались, слыша, какие зверства он вершит с помощью своих подручных, да и самолично.
– Э, сударь, – говорил ему на ломаном французском какой-то купец, не то поляк, не то немец. – Теперь никто не хочет торговать с Московией. Риск слишком велик, да и дороги в тех краях так опасны, что редко кто отваживается пускаться туда.
– А как на границах дела обстоят? – спрашивал Пьер озабоченно.
– Постоянные войны, набеги, стычки. Каждый норовит отхватить кусок побольше, пожирнее. Но, видать, сил у царя становится уже маловато. Не тот он теперь, царь Иван. Бояре, князья ропщут, поглядывают то на Литву, то на Швецию или на Австрию. Боятся расправы.
И чем дальше Пьер забирался на север, тем чаще слышал такие разговоры. В Нейбурге, глядя на замерзший лед Дуная, Пьер вдруг почувствовал такое непреодолимое желание видеть Ивонну, такую неприязнь к царю-извергу, что дыхание у него вдруг сбилось, а сердце застучало тревожно, с перебоями.
Он стоял так до сумерек, потом медленно побрел на постоялый двор. Осмотрел повозки с товаром, потрогал веревки, увязанные умелой рукой, и быстро направился в комнату. Там он повалился на кровать и задумался. Воспоминания нахлынули на него плотной массой неразберихи.
– Кто меня там ждет? – спрашивал Пьер себя, почти беззвучно шевеля губами. – Кому я там нужен? Вряд ли отец жив в такое время. Да и если он жив, то давно уже похоронил меня в мыслях. Да и как я посмотрю теперь на все старое? Подойдет ли оно мне, ведь я уже начал другую жизнь в другом обществе?
Уставившись в потолок уже темной комнаты, Пьер терзал себя сомнениями, уговаривал, отговаривал, но прийти к чему-то определенному никак не мог. Лишь одна мысль билась в его голове – об оставшейся далеко Ивонне.
Он вскакивал, ходил по комнате, грохоча тяжелыми сапогами, ложился опять – и так до головной боли. К полночи он все-таки заснул, а утром встал и, с решительным стремлением покончить все разом, направился в город на рынок.
Там он пошатался по рядам, у лавок, присматриваясь и прицениваясь. К полудню Пьер успел договориться о продаже своего товара по вполне сносной цене и, несколько умиротворенный, вернулся на постоялый двор.
Уже через два дня Пьер ехал назад, нагрузив повозки товаром, который рассчитывал продать в Марселе с прибылью.
Близилась весна. С юга дули уже влажные ветры, а потом в небе стали появляться первые перелетные птицы. Может быть, они немного поторопились, но все же летели, неся на крыльях тепло и радость нового пробуждения природы.
На душе было радостно, легко и весело. Он щедро расплачивался на постоялых дворах и в гостиницах, смеялся, и лишь иногда в его душу закрадывалось что-то неприятное, щемящее и тоскливое. Но это продолжалось недолго. Жизнь брала свое, и молодой человек принимал ее легко и радостно.
Когда же он приехал в городок Шалон-сюр-Сон и увидел, что лед уже очистил реку и можно нанять небольшое судно до Арля или просто сесть пассажиром и медленно проплыть до устья Роны, то расстался с повозками и перегрузил товар на судно.
И пусть это было не море, но он был на судне, которое слегка покачивалось, а вода весело журчала под форштевнем – все это создавало иллюзию морского перехода. Воспоминания о пережитом в южных морях нахлынули на молодого человека, он в мыслях встречался со своими старыми друзьями и сожалел, что они так далеко, что не могут разделить с ним той радости, которую он испытывает от общения с Ивонной.
Иногда ему хотелось бросить судно, бросить вообще все, сесть на коня и скакать как можно быстрее в Марсель, к дорогому сердцу существу. Как такое могло случиться, что эта девчонка так влезла в его душу, что он никак не может избавиться от мыслей о ней? Неужели это так важно и необходимо? – спрашивал он себя. Ответ был один, и он знал его.
Прошло уже три месяца, как он покинул Марсель. И вот он, не обратив особого внимания на Авиньон, где была когда-то резиденция Папы Римского, пропустил Лион и увидел строения и церкви Арля, который был совсем рядом с Марселем. А в Марселе – его Ивонна. Ждет ли она его и как примет после относительно недолгого отсутствия? Но совсем немного осталось ждать! Скоро свидание!
В Арле он пересел на морское судно и спустился к морю. Судно шло в Марсель, и когда появились в весеннем небе очертания города, Пьеру показалось, что это его родной город, который ждет его и радуется его возвращению.
Поспешно сдав товар на склад, расплатившись, он нанял извозчика и, сунув огромную плату, приказал гнать домой.
Вечерело, Пьер надеялся, что Ивонна будет дома. Так оно и случилось. В ответ на громкий требовательный стук в дверь раздался голос Ивонны, испуганный и дрожащий, который заставил Пьера самого вздрогнуть от возбуждения. Он крикнул:
– Ивонна, отворяй! Это я. Я вернулся!
– Пьер! – голос Ивонны сорвался. Она торопливо открыла дверь и в объятиях Пьера радостно зарыдала, неудержимо и горячо.
