— Если я все же пойду, то возьми хотя бы моего брата. Пригляди, чтобы он остался жив.
— Не могу.
— Заклинаю!
— Нет. Как же мне приглядывать за младенцем? Он твой брат и должен быть с тобой. Идем.
Макрон, как пушинку, подхватил ее с земли к себе на руки и пошагал к воротам. Джесмина утихла, закрыла глаза и начала бормотать что-то, напоминающее мольбы к богам. Бросив на нее один быстрый взгляд, Макрон стал неотрывно смотреть в сторону ворот. Протеснившись через строй легионеров, он грубовато ее опустил и указал на толпу.
— Вот. Ступай туда, к своим землякам.
Напоследок она поглядела на него взглядом, исполненным усталого презрения, после чего, нежно прижав к своему плечу головенку брата, через воющую толпу медленно прошла и встала прямо напротив закрытых ворот. Чтобы быть на выходе первой. Первой из тех, кого забьют повстанцы. Обернувшись, она еще раз с укором поглядела на Макрона. Вот к девочке подошел один из ближних легионеров и, протянув руку, сорвал у нее с шеи золотой медальон и сунул его к себе в кошель, после чего возвратился на свой пост. Макрон думал было подвергнуть его взысканию, но что толку. Если медальон не снял бы легионер, его сдернет с ее изрубленного тела повстанец — быть может, тот самый, что по прошествии нескольких дней возьмет его вместе с кошелем с трупа легионера. Макрон устало покачал головой и посторонился, давая последним поисковым группам выпроводить за строй солдат последних из обнаруженных беженцев.
Когда те слились с толпой, Макрон, вдохнув поглубже, скомандовал:
— Открыть ворота!
Приставленные к воротам вынули бревно запора и потянули цепи. Исполинские створки ворот с грохотом начали размыкаться, и румяно-розовый свет зари хлынул в образовавшуюся брешь. Толпа обратилась к свету и впервые утихла, созерцая свою грядущую участь.
— Выводим их, выводим! — проревел Макрон. — Выставить копья!
Его люди накренили острия, и ближние беженцы отпрянули в испуге. Снова взвились крики панического ужаса, так что Макрону для того, чтобы его приказы были слышны, пришлось приставить ладони ко рту и надсадно орать:
— Медленным шагом — вперед!
Строй римских солдат тронулся вперед, надвигаясь на толпу. Поначалу никто в ней не пошевелился, но затем натиск тех, кто оказался вплотную к остриям, вынудил людское месиво колыхнуться в сторону ворот, и толпа начала постепенно выдавливаться на агору. Макрон подошел к лестнице воротной башни и забрался на стену. Там стоял Катон и напряженно смотрел через агору на настил метательных орудий повстанцев.
— Не самый славный для нас час, — тихо произнес Макрон, присоединяясь к другу.
— Пожалуй. Но ничего не поделаешь.
— Слабое утешение для этих бедолаг и для тех из нас, кто был вынужден этим заниматься.
Катон возвратился вниманием к вражескому расположению, а Макрон удрученно вздохнул:
— Что тебя гложет?
— Да что-то очень уж там тихо, — кивнул на ту сторону Катон. — Вообще никакого движения.
Макрон сделал руку козырьком и оглядел сначала купеческое подворье, затем двор храма. Там две щупленьких фигуры — судя по всему, мальчишки — возились у каких-то деревянных штуковин.
— Понимаю твое состояние.
— Что же они затевают?
— Да хрен его знает, — пожал плечами Макрон. — Но они там. Куда им деться… Так что скоро узнаем, после того как они разглядят это сборище.
Он кивнул на беженцев, тихо растекающихся по агоре.
Большинство из них вскоре остановилось, настороженно оглядывая строения и зевы улиц напротив цитадели. Кучка тех, кто похрабрее остальных, разбежалась в поиске укрытий, пока не очнулись повстанцы. Взгляд Макрона заскользил по толпе, пока не нащупал фигурку девочки в синем, с ребенком на руках. Джесмия безбоязненно подошла к ближайшей улице и исчезла из виду. Сердце Макрона тяготила вина невольного предательства этой невелички и ее малолетнего брата.
Стена под ногами дрогнула: это заперлись ворота. Врага по-прежнему не было ни видно, ни слышно. Пальцы Катона нервно тарабанили по ножнам меча.
— Чего они, побей их град, дожидаются? — бросил он в сердцах.
Внизу на агоре беженцы, пользуясь бездействием со стороны повстанцев, стали быстро рассеиваться с открытого пространства по улицам, ведущим от базарной площади. Вскоре мощеный участок уже пустовал; при этом звуков резни или отдаленных криков паники в недрах города тоже не слышалось.
— Что-то случилось, — сказал Катон. — Надо выяснить, что именно.
— Это может быть ловушка.
— Может. Но узнать надо.
— Надо — значит сделаем.
Макрон отошел к другой стороне воротного перешейка и склонился оттуда к легионерам.
— Центурион Бракх!
— Слушаю?
— Выслать два подвижных отряда. Проверить храмовный двор с купеческим подворьем. Людей сразу ко мне на доклад.
— Слушаю.
Бракх обратился к ближним солдатам и отдал распоряжения. Вскоре одна из створок ворот приоткрылась настолько, что через нее цепочкой смогли выдвинуться легионеры. Макрон с Катоном из-за зубцов наблюдали, как на агоре цепочка разделилась; часть солдат заспешила по агоре наискосок, ко двору храма, в то время как другая направилась прямиком к расположению повстанцев, где за укрепленной стеной виднелись метательные орудия. Добежав трусцой до угла, разведчики скрылись из вида. Погодя стало видно, как они беспрепятственно движутся вдоль стены по настилу. При этом неприятель своего присутствия не обнаруживал. То же самое и у храма. От обеих групп отделились гонцы и побежали обратно к цитадели.
Макрон, сделав лодочкой руки, крикнул им еще со стены:
— Что вы нашли?
— Ничего, господин префект! — отозвались те снизу. — Все брошено: и катапульты, и недоделанный таран. Мятежники как сквозь землю провалились!
— Что такое происходит? — обернулся к Катону Макрон. — Зачем им снимать осаду? И вообще, куда они, язви их, запропастились?
— Не нравится мне это. Все равно пахнет ловушкой.
— Не гляди так угрюмо, — сухо улыбнулся Макрон. — Троянский конь на горизонте все же не маячит.
Катон раздраженно сверкнул глазами.
— Тогда извини. Хотя тоже мне, нашел время для шуток.
— Время, согласен, неподходящее.
Макрон расстегнул застежки шлема, снял его. Мокрые от пота волосы гладко облегали череп; Макрон провел по распрямленным кудрям ладонью. Затем в сердцах пристукнул кулаком по каменному парапету.
— Что за игрища устроили эти бестии? Если их там нет, значит, за ночь они без шума оставили город. Вопрос: зачем?
Катону снова вспомнился тот разговор с князем Артаксом и гонец, прибежавший к нему с каким-то известием.
