угрюмого, с насупленными бровями деда, ели молча, без толкания ногами исподтишка под столом.
– Вы что это… такие сердитые сегодня? – не выдержал и спросил Вальтер. Счастливый, распираемый вспыхнувшей в нем любовью, он готов был петь во все горло и обнимать весь мир, белых и черных, желтых и рыжих… Он спешил домой в полной уверенности, что его переход из юноши в мужчину заметят все, тем более многоопытный отец и старший брат – ведь что-то должно было измениться в его лице, в жестах, в поведении, в глазах, наконец! Ждал, что отец подойдет, возьмет ладонями за голову, посмотрит в эти самые сияющие счастьем глаза и с понимающей улыбкой скажет: «Ого! Нашего полку прибыло! Т е п е р ь ты доволен жизнью, сынок?» Но, похоже, отец и брат не захотели замечать происшедших в нем перемен, таких разительных, что их просто невозможно не заметить! Что-то другое их так озаботило, но что именно?
– Случилось в доме что-нибудь? – снова с долей обиды и досады в голосе спросил Вальтер и посмотрел на племянников – вроде бы здоровенькие. Старший Курт озорно подмигнул ему, дескать, у них все в порядке, а младшенький, измазавшись в каше – ел с тарелочки сам – не отреагировал на беспокойство дяди Вальтера.
– В эту пятницу отбываем поездом в Порт-Элизабет! – неожиданно и непреклонным тоном объявил Отто Дункель, поочередно всматриваясь в лица домочадцев.
Всеобщее изумление было таким, будто им сообщили о стремительно идущем на город новом всемирном потопе.
– Что-о? – Карл и Вальтерь спросили почти одновременно, но каждый со своей интонацией: Карл с интересом, словно радуясь возможности сменить образ жизни, а Вальтер с испугом – не ждал такого вообще! И Эльза, побледнев, но безмолвно потянула к себе маленького Фридриха, как если бы ему первому угрожала невидимая пока опасность.
– Эльза с детьми остается дома. А мы втроем отправимся в Порт-Элизабет, через всю Африку, – добавил Отто, увидев, как взволновалась сноха, но с чисто немецкой исполнительностью не сочла возможным вмешиваться в решения старшего в доме.
– Более полутора тысяч километров на колесах?! – Пораженный Вальтер с надеждой посмотрел на старшего брата – может, Карл попытается отговорить отца от такой несвоевременной затеи: именно сегодня ему ну никак невозможно расстаться с Амритой! Им еще столько надо сказать друг другу… И вдруг нашел спасительный, казалось, предлог. – Но мне скоро возвращаться в университет! Не могу же я…
– Я договорюсь с университетским начальством, – прервал сына все тем же непреклонным тоном Отто, отлично понимая, что своим решением основательно ломает планы младшего сына. Но решение он принимал не только ради спасения Вальтера от негаданного увлечения. Железный Дункель вынашивал эту мысль едва ли не все послевоенные годы, и вот теперь надо ее воплощать в дело, откладывать дальше некуда! – Если мы задержимся дольше необходимого, тебе дадут возможность ознакомиться с пропущенными лекциями. Дело идет о нашей общей судьбе, о выживании нашего рода. Поверьте, в противном случае я не стал бы этого предпринимать, отрывая Карла от семьи, а тебя, Вальтер, от… – Старший Дункель замолчал, поймал взгляд сына, впервые дав понять, что и ему кое-что уже известно, но закончил вполне безобидной фразой: – От предстоящих занятий в университете.
Вальтер с большим усилием над собой взял нужный тон нелегкого, он это понимал, разговора с отцом. Он понял, что вопрос о его свадьбе с Амритой отец решил отложить на несколько месяцев. Ну что же, это лучше, чем вполне возможное сегодня же решительное «нет!» браку с девушкой индуской. «Отец надеется, что я отстану от Амриты, если не буду видеться с ней это время, – догадался Вальтер. – Но разлука только усилит мою любовь к ней. И он поймет все это, когда мы возвратимся и я твердо заявлю в своем намерении…»
Положив салфетку на стол, он, внешне владея собой, спросил:
– А из Порт-Элизабета куда направимся?
– На подобный вопрос один мудрец ответил примерно так: «Тот, кто бросит якорь там, в конце пути, тот и увидит». Наша одиссея обещает быть не менее увлекательной! Это я вам обещаю. Увлекательной, но и весьма полезной для компании.
– Только бы не уподобиться нам спутникам великого путешественника из Итаки. Помните, у певца древности Гомера в начале поэмы есть такие слова… – Вальтер прикрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться, и процитировал: – «Сами гибель они на себя навлекли святотатством, безумцы, съевши быков Гелиоса, над нами ходящего бога, – день возврата у них он похитил…» Или мы отправимся добывать китовый жир для моих милых племянников? Если так, то надо брать большой сачок ловить китов! – И Вальтер улыбнулся озорному Курту: ишь, не сидится ему на месте, готов бежать на улицу и носиться до ночи на велосипеде, пока отец не разрешает садиться за мотоцикл.
– Нет, мы отправимся не в Антарктиду, – усмехнулся Отто, радуясь, что и Вальтер не поставил ребром своего вопроса, накалив семейную обстановку до предела, что могло сорвать задуманную и теперь крайне необходимую поездку «в гости» к владыке океанов и морей Посейдону. Крепко надеялся, что время, новые встречи и впечатления помогут сыну избавиться от колдовских чар индуски. Твердо решил, до нужного часа не раскрывать сыновьям конечную цель задуманной поездки. – У вас четыре дня на сборы и на… расставания. – И совершенно неожиданно объявил: – Да, кстати, вы читали о том, что в парламенте Южно-Африканского Союза серьезно обсуждают вопрос о репатриации из страны всех индусов, китайцев и прочих желтых, понаехавших сюда в поисках работы?
– Как же это так – репатриировать индусов и других? – искренне удивился Карл, пожимая плечами: за газетными новостями он, как правило, не гонялся, довольствовался биржевыми ведомостями. – Возьми хотя бы этих индусов! Ведь абсолютное большинство из них переселились к нам, убегая от англосаксов довольно давно. А иные и родились здесь… Я где-то вычитал, что индусов в стране проживает не менее четырехсот тысяч человек! Ого, сколько будет слез и трагедий! Появились и смешанные браки, им как быть?
– Ну и что? – довольно резко отреагировал на эти цифры Отто. – Это их слезы, их трагедии, а не немцев! Тут не знаешь, как удержать в ежовой узде нигеров, а вдобавок еще азиаты всякие поналезли, вместе с черномазыми создают профсоюзы, одним лагерем против белых хозяев выступают, о своих каких-то правах теперь начинают заявлять! Хотят иметь права – пусть едут на свою землю и там бастуют против англосаксов! – И замолчал, потому что за спиной открылась дверь и в столовую бесшумно вошел Али с кофейником и с подносом. Когда ставил на стол фарфоровые расписные чашечки, пальцы
