Холодный ночной воздух, тихие темные дома, громада Петропавловской крепости на другом берегу Невы — все это успокоило Володю. После третьей сигареты он даже смог с юмором отнестись к своему приключению. После пятой — почувствовал, что все почти в порядке.
Но именно в этот день и час, в 2 часа 30 минут пополуночи 3 апреля 1994 года, Володя понял окончательно: за него принялись всерьез. Значит, теперь так и будет: чем больше он станет думать о костяных человечках, чем больше станет рассказывать об этом, тем плотнее сделается вокруг него кольцо непонятных и все более опасных явлений. Но что же это он потревожил?! Кто именно за него принялся? Страшнее всего была анонимность противника; понять бы, кто так боится изучения этих костяных безделушек…
Впрочем, в этот период жизни Володе было чем заняться и помимо тайны костяных человечков. И это «было чем» коренилось в его собственной семье.
ГЛАВА 4
Семейное счастие Владимира Скорова
18 апреля 1994 года
На всю жизнь Володя запомнил рассуждения в какой-то повести из журнала «Юность»: у главного героя там умерла мать, и он, оказывается, стал теперь «окончательно и безнадежно взрослым».
Владимиру уже тогда, в юности, это показалось довольно забавным; а себя взрослым он числил совсем с другого времени. Весной 1983 года его сын встал в кроватке, уцепился за сетку и явственно произнес слово «папа». Это было первое слово ребенка. С этого времени Володя и считал себя «окончательно и безнадежно взрослым» — просто потому, что в мире жило теперь это маленькое существо, и только от Володи зависело, что оно будет есть, в каких условиях жить, чему научится и к какой жизни его подготовят.
Повзрослев, Володя часто пытался понять мотивы собственных поступков, совершенных им в прежние годы. Особенно — зачем он вообще тогда женился? Жил бы себе спокойно, никого бы не трогал; очень может быть, со временем и нашел бы женщину, способную его любить не любить, но хотя бы немного уважать. Что он нашел в Марине Эзельшмидт — закомплексованной, боящейся жизни, а главное, вечно пытавшейся показаться не тем, что она есть? В Марине, которой он казался неотесанным, нелепым идиотом, да еще невероятным воображалой? И главное — почему именно она?
Всякий раз Володя был вынужден признавать две причины своего брака — и обе дурные до отвращения. Одна причина состояла в вульгарном состоянии юношеской гиперсексуальности. Попросту говоря, он так сексуально оголодал в этот период жизни, что мог увлечься даже самкой снежного человека, окажись она в нужный момент в нужном месте. Марина стала его сильной любовью независимо от обстоятельств, разумности этого, от ее желания и даже от желания Володи. А вторая причина состояла в том, что Володя после смерти деда и отъезда в Испанию брата Василия был так отвратительно, неприлично одинок в Петербурге, что становилось даже как-то страшно жить на свете.
Справедливости ради надо сказать — и не такие состояния становились порой первопричиной брачных отношений, а ведь не всем так же унизительно и глупо не везло. Наверное, потому, что даже в любовном безумии, когда собственная сперма бьет в мозги, не все ухитрились найти женщину, настолько далекую духовно.
И, конечно, далеко не всем парням, которые женились от одиночества и сексуальной озабоченности, навязывалось представление о себе как о ничтожествах и нелепых уродцах.
Дико звучит? Наверное… Но, в общем-то, это нетрудно понять, усмехался взрослый Володя, создавая себе некую версию: независимо от своей воли он — своего рода ходячий укор, источник комплекса неполноценности для круга, в котором выросла Марина. Они были врачи, порой преподаватели в институтах, и Володя долгое время честно считал их, родственников и друзей Марины… ну, если не такими же, как дед (не всем же быть фигурами такого класса), то, по крайней мере, такими же, как его мать и отец.
Но это была только внешность. Уже три поколения, как вырвавшиеся из черты оседлости родственники Марины одевались по-городскому, жили в городских квартирах с центральным отоплением, имели высшее образование и порой даже ученые степени, читали книги и никогда не переворачивали стакан в знак того, что им больше не хочется чаю.
Но и к миру интеллигенции эти люди не имели никакого отношения. Даже Володина мама называла таких коротко и просто: «мещанство» — и никогда не смешивала с людьми своего круга. Семейно-дружеский круг, в котором воспитывалась будущая жена Володи и мать его сыновей, никогда не жил никакими высшими потребностями, квалификацией обладал самой скромной — в основном узкие специалисты, а строй понятий этого круга трудно было понять без томика Шолом-Алейхема.
Эти люди высокомерно презирали сельский люд, но если они и отличались от русского деревенского народа — то не в лучшую, а в худшую сторону. Ведь мужики, по крайней мере, всегда осознавали свою ограниченность и вовсе не мнили себя солью земли. Проблема ведь была вовсе не в том, что люди из круга, породившего Марину, не были интеллигентами. Это как раз не беда! Мало ли, с каким людом сталкивался Володя в своих скитаниях, и порой как раз «совсем простые» люди вызывали его уважение. Беда в том, что это было не просто мужичье, а как раз мужичье, изо всех сил старавшееся не казаться мужичьем и страшно возмущавшееся, если его так называли.
Бедолаги оторвались от корней, от мира портных и мелких торговцев в местечках, но и к другому берегу не приплыли. Лет пятьдесят, а то и семьдесят, три поколения подряд, становились они на цыпочки: «Мы русская интеллигенция!». Но неизбежно оказывались не в состоянии стать теми, кем так хотели быть. И после двух-трех поколений жизни в большом городе это было то же самое мужичье, дикое и суеверное. Мужичье, живущее культом материального; люди, для которых «жить хорошо» всегда означало только одно — «жить богато». А что это мужичье было не русское, а еврейское, право же, мало что меняло.
Интересно, размышлял про себя Володя, если бы он женился на «совсем простой» женщине из глухомани, и тогда у него был бы шанс оказаться счастливее в браке. Во-первых, потому, что и деревенская девчонка из самой грубой и дикой среды могла бы оказаться душевно тоньше и по-женски умнее Марины. А во-вторых… Во-вторых, потому, что далеко не всякий деревенский человек захочет вставать на уши, изо всех сил казаться не тем, что он есть. Интеллектуала он или уважает — или к нему равнодушен.
Корни несчастья Володи таились вовсе не в том, что он женился на женщине «не своего круга». Подумаешь! Множество проблем произрастали из того, что круг Марины хотел быть не хуже его круга… И недотягивал на каждом шагу.
