Карпантье покорно подставил старику голову. Полковник завязал ему глаза, аккуратно погасил обе лампы и вывел Винсента на лестницу. Слышно было, как господин Боццо запирает дверь.
Они снова зашагали по мягкой земле и по траве, затем миновали калитку, выходившую, как предполагал Винсент, на деревенскую улицу.
– Эй, ты, бездельник! – крикнул полковник, надвинув капюшон Винсенту на лоб.
И тотчас шагах в пятидесяти послышался стук колес.
– Гони во весь опор, Лантимеш! – буркнул полковник. – Глаза слипаются. Я засыпаю на ходу, как дитя.
Он подвел Винсента к дверце и помог сесть в экипаж.
В следующий миг коляска тронулась.
Полковник потрепал Винсента по щеке и проговорил:
– Хотел бы я знать, что творится сейчас в этой башке. Ты, поди, совсем запутался в догадках! Ладно, давай поспим.
Он забился в угол и замолчал.
Приблизительно через четверть часа экипаж остановился, дверца отворилась, и громкий голос спросил:
– Что везете?
– Поистине, – вскричал внезапно разбуженный полковник, – путешественник чувствует себя спокойнее в Нижне-Бретонских ландах и даже в татарских степях, чем на парижских заставах. Некоторые плоды цивилизации удивительно горьки.
Дверца захлопнулась, и тот же голос произнес:
– Проезжайте!
Полчаса спустя они снова остановились.
– Выходите, друг мой, – сказал полковник, – мы прибыли.
Карпантье повиновался. Он услышал, как звякнули монеты в руке у кучера; тот пробормотал слова благодарности и подхлестнул лошадей.
Полковник крикнул ему вслед:
– Завтра, Лантимеш, в то же время на том же месте! Карпантье стоял один посреди улицы. Его поразил голос кучера, только что произнесший «спасибо». Фантазия Винсента разыгрывалась все сильнее и сильнее.
Он не успел ничего обдумать, как к нему подошел полковник и снял с его глаз повязку.
Карпантье узнал улицу Нев-де-Пети-Шан и запертую решетку пассажа Шуазель.
Вдали слышался стук колес экипажа, катившего в сторону Пале-Рояля.
«Может быть, я еще успею догнать коляску», – подумал Винсент, и сердце его взволнованно заколотилось.
В эту минуту полковник, опершись на руку Карпантье, произнес:
– Надеюсь, мой милый, ты не бросишь старика посреди улицы? Силы у меня не те, что в двадцать пять лет. Проводи меня домой.
Отказать старику было невозможно: полковник дрожал всем телом. Мужчины зашагали по улице Вантадур, затем – по улице Терезы и вскоре дошли до ворот особняка Боццо-Корона.
Постучав молотком, полковник сердечно пожал Винсенту руку и проговорил:
– Ложись спать, мой славный друг, и выспись получше. Завтра я тебе так или иначе дам о себе знать. Если не будет других указаний, в восемь ноль-ноль приходи сюда, и мы вместе отправимся в мой загородный дом.
Ворота открылись, привратник выбежал навстречу хозяину. Заключив свою речь ласковым кивком, полковник удалился.
Карпантье опрометью бросился на улицу Нев-де-Пети-Шан.
Но порыв Винсента заведомо не имел смысла: когда Карпантье добежал до пассажа Шуазель, он там ничего не увидел и не услышал.
«Коляска уже далеко, – подумал Винсент. – Да, полковник свое дело знает... Он не пренебрегает ни малейшими предосторожностями. Мне остается только последовать его совету и пойти спать».
Винсент Карпантье как человек бедный вынужден был обосноваться на окраине города. Бывший архитектор поселился за Военной школой, в малообжитом тогда квартале, где комнаты стоили очень дешево. И теперь, отчаявшись догнать экипаж в лабиринте парижских улиц, Карпантье зашагал в сторону Елисейских полей.
Читателю надобно знать, что Винсент, собственно, не подозревал полковника в дурных намерениях. Тот представлялся Карпантье добродетельным человеком, в силу неизвестных обстоятельств вовлеченным в какую-то таинственную историю. У Винсента просто-напросто отчаянно разыгралось воображение, как это случается со всяким, кто сталкивается с ловко выстроенной шарадой, разгадать которую, на первый взгляд, невозможно.
Любой человек в подобной ситуации заключает пари с самим собой, и, чем замысловатее головоломка, тем упорней он стремится ее разгадать.
Выйдя на простор Елисейских полей, Винсент принялся озираться вокруг, словно пытаясь распознать тот путь, который проделал с завязанными глазами.
Карпантье напрягал слух, стараясь уловить в звуках хоть какую-то подсказку. Винсент даже принюхался – и рассмеялся над собственной беспомощностью.
Он свернул налево, в аллею Вдов, которая называется теперь авеню Монтеня.
Надо обладать незаурядной сообразительностью, чтобы понять, зачем и почему некоему эльзасскому префекту с весьма скромными познаниями в области истории и искусства вздумалось в один прекрасный день сменить все колоритные и памятные названия, коими была расцвечена топонимика Парижа.
Вычеркивая имя улицы или площади, вы убиваете память, но выскочки разного рода всему на свете предпочитают новенькие таблички на белых оштукатуренных стенах.
Префект, пренебрегавший историей Парижа, сделал, впрочем, немало хорошего.
В предрассветные часы Париж безлюден. Винсент перешел на другой берег Сены, не встретив ни души. На краю Марсова поля Карпантье остановился и, поглощенный своими мыслями, произнес вслух:
– Голову даю на отсечение, что уже слышал раньше голос кучера, буркнувшего «спасибо» на улице Нев-де-Пети-Шан!
Винсент двинулся напрямик через Марсово поле – вместо того, чтобы идти по тротуарам вдоль него.
Если бы вы поинтересовались у этого человека, почему он так поступил, – Винсент и сам не смог бы ответить на >тот вопрос.
А между тем Карпантье преследовал определенную ноль. Инстинктивно, разумеется.
Дойдя до середины Марсова поля, он остановился, воткнул в землю трость и привязал к ней носовой платок, получилось что-то вроде флага.
Затем Винсент постоял некоторое время в нерешительности, стыдясь своей ребяческой затеи.
Но воображение одержало верх, и он воскликнул запальчиво:
– А если я угадал, тогда что?
Карпантье зажмурился и пошел вперед, не разбирая дороги, по лужам и кочкам, мысленно восстанавливая давешний маршрут, стараясь в точности воспроизвести все повороты на пути от загородного дома полковника до его особняка в Париже.
Одновременно Винсент, как мог, по памяти, высчитывал длину отрезков пути, прикидывая разницу между скоростью фиакра и резвостью своих собственных ног.
Карпантье ставил заведомо бессмысленный эксперимент. Известно, что вслепую и по прямой – не дойти до заданной цели.
Тем не менее Винсент посвятил этой игре добрых пятнадцать минут, в течение которых ум его работал так напряженно, словно от точности расчетов зависела жизнь бывшего архитектора.
