Ознакомительная версия.
Нина оскорбилась:
— Я люблю его!
— Все правильно: он дорог тебе, но однажды ты поймешь, что этого мало.
«Не противоречь, сделай вид, что все в порядке», — уговаривала себя Нина.
— Рано или поздно война кончится, — продолжала Любочка, — и сильные люди все равно окажутся наверху. А теперь подумай, где окажешься ты с Климом.
— Мы сильные люди.
— Никто не сомневается. Скорее всего, вы не будете побираться, но дальше дело вряд ли пойдет. Я это говорю не для того, чтобы тебя обидеть, а для того, чтобы ты поняла: жизнь — сложная штука, и в ней нет однозначного добра и зла.
Клим вернулся из ванной — выбритый, в чистой рубашке и брюках, выданных Любочкой.
— Ну вот, теперь на человека похож! — обрадовалась она.
Он улыбнулся:
— Кажется, все, что нужно для счастья, — это горячая вода и кусок мыла.
Любочка подала Нине сложенное полотенце и одно из своих платьев:
— Ты следующая.
Зеркало в ванной запотело, Нина провела по нему ладонью и долго смотрела на свое отражение.
Любочка — вольно или невольно — надавила на болевую точку. Страх будущего — вот что терзало Нину и в Свияжске, и во времена сидения в ярмарочном театре. Неужели жизнь никогда не войдет в былую колею? Если победят красные, то единственный способ добиться благосостояния — это идти на службу к тем, кто убил ее брата. А если победят белые, Клим в любом случае не вернет своих денег. От завода в Осинках и от домов, отданных под казенные учреждения, вряд ли что-нибудь останется. В Аргентину визу не дадут… Что делать? Где жить? На что надеяться?
Зеркало вновь затуманилось.
Планировать будущее — это удовольствие для богатых, которые могут выбирать, где они окажутся завтра.
Вернулся Антон Эмильевич:
— Господи помилуй, Клим, ты где пропадал?!
Тот рассказал ему, что произошло.
— Стало быть, у Нины нет документов? — задумчиво проговорил Антон Эмильевич. — Это дело поправимое. Идите в горисполком и скажите, что бумаги украли в трамвае. Только фамилию другую назовите, чтобы лишних вопросов не было. А когда спросят о месте рождения, скажите: родилась в Киеве — там архив еще во время Февральской революции сгорел. Вам выдадут временное удостоверение личности, а пока запрос туда-сюда ходит, два года пройдет.
— Так все просто? — изумился Клим.
— Ты что ж, думаешь, в наших канцеляриях сидят великие мудрецы? Там обычные тетки, для которых главное — чтобы их со службы не прогнали. Поэтому они все делают согласно инструкциям, которые пишут другие тетки, ничуть не лучше первых.
Нина и Клим лежали — бог ты мой! — в чистой постели, в хорошо протопленной комнате. Не спалось — слишком невероятной казалась эта чудесная перемена. Обоих мучили вопросы, на которые не было ответа. Вернется Осип — что он скажет, узнав о новых соседях? Откуда брать деньги? Как долго можно объедать Любочку? И самое главное: что делать дальше?
Клим нашел под одеялом Нинину руку, продел свои пальцы в её.
— У нас всё будет хорошо: дом, дети… Я тебе обещаю…
Она горько улыбнулась. В другие времена и в других странах люди ждут счастья: от «все будет хорошо» их отделяет только время. А Нину и Клима отделяло еще и пространство: в их родном городе частных домов больше не существовало, а дети с большой вероятностью были обречены на смерть.
— Я поговорил с Варфоломеем Ивановичем, — сказал Клим, — весной мы уедем от большевиков.
— Саблину тоже все надоело?
— Говорит, что соскучился по вежливым дворникам… Не представляю, как он живет в этом аду. Любочка вытягивает из него все силы — знаешь, как чулок распускает. А ему никуда от нее не деться.
— Как и нам.
Клим приподнялся на локте и долго смотрел на Нину.
— Пойдешь за меня замуж?
Она медленно кивнула:
— Как только оформим мне новые документы… Но я оставлю свою девичью фамилию — Купинá.
— Почему?
— Чтобы тебе было проще выжить, если меня арестуют.
Венчались в Георгиевской церкви — самой красивой во всем городе: легкой, кружевной, стоящей над волжским откосом.
Любочка смотрела на Клима, на Нину, наряженную в ее платье… Горькая нежность: она любила их обоих, несмотря ни на что.
Клим все-таки покорился ей, присмирел, признал ее главенство. Кто бы мог подумать, что ее детская мечта осуществится при таких обстоятельствах! Теперь он уже не воротил нос от Любочки и обращался к ней с почтением — настолько явным, что иногда ей делалось не по себе: вдруг он иронизирует? Но какая уж тут ирония, если он полностью от нее зависел!
Нину было по-настоящему жалко. За год она совершенно изменилась — не только внешне, но и внутренне. Совсем недавно это была изящная, деловитая молодая женщина, а сейчас Любочка видела перед собой угрюмого подростка, готового в любой момент запустить камнем в обидчика. Нина во всем видела признаки вражды и не верила никому, кроме своего старшего товарища, делившего с ней беды и хлеб. Она была ему предана и даже мысли не допускала о том, что он-то и тянет ее назад, что пристройся она в более надежные руки, ей не пришлось бы скрываться и голодать. Впрочем, чего уже там…
— Венчается раб Божий Климент рабе Божией Нине во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь…
Пропадут оба как пить дать.
После церкви отправились в подвальное советское учреждение за документом с печатью — советская республика признавала только гражданские браки.
— Мы с папой решили сделать вам свадебный подарок, — сказала Любочка Климу. — Он устроит тебя в газету — а это карточки и профсоюзный билет с правом обедать в Доме журналиста.
— Что для этого нужно? — спросил он.
— Напиши что-нибудь на пробу.
— В жанре «горячий призыв»?
— Вот-вот. Только не мудрствуй особо. Сейчас от журналиста не требуется повышать окупаемость газеты; нужно одно — нравиться губисполкому.
После долгих раздумий, редактуры и правок Клим принес Любочке статью:
— Вроде всё как положено: полная бессмыслица, слово «светлый» — три раза на один абзац, «товарищи» — четыре раза, «да здравствует» — пять раз. Восклицательных знаков — девять штук.
Товарищи работницы! Русская женщина, ты — самая свободная женщина в мире, твои права равные с мужчиной, ты имеешь право сама диктовать свои законы, сама идти рука об руку с товарищем мужчиной. Но товарищи! Мы еще скованы нашими предрассудками, мы не знаем, с какой стороны подойти к новой жизни. Не знаем, как начать нашу творческую работу, как дружно сговориться. Так, товарищи, мы дружной семьей соберемся на наши первые митинги, мы смело выскажемся.
Ознакомительная версия.
