При свете свечей кровать под балдахином блистала своей незапятнанной белизной.
В последнее мгновение к Зефирине вернулся ее бунтарский дух:
– Я вас не люблю… Я вас никогда не полюблю… Если у вас так мало чести… Я… Я… приказываю вам отпустить меня, князь Фарнелло!..
Употребив всю силу своих рук, она пыталась оттолкнуть Леопарда. Весьма далекий от мысли повиноваться ей, он еще крепче сжал ее в объятиях со спокойной властностью:
– Тебе нечего опасаться, Cara mia![37] – шептал вкрадчиво-обольстительный голос. – Ты думаешь, я тебя купил… какое гадкое, мерзкое слово… А ведь ты должна была бы гордиться… Я не смог забыть вкус твоих губ… Я не смог забыть твою красоту, это тело, которое я держу сейчас в объятиях… Посмотри же на меня…
Изумленная таким поведением и этим обращением на «ты», Зефирина подняла глаза. Князь возвышался над ней, подавляя ее своим высоким ростом. Взгляд его черного с золотистыми искорками глаза смело встретился со взглядом Зефирины. Его тонкие губы изогнулись в улыбке, они шептали:
– Вспомни…
Леопард сделал движение и вытащил из своего рукава голубое перышко… Зефирина вскрикнула, но крик тотчас замер у нее в горле. Метнулась чья-то тень, и на голову князя обрушилось что-то тяжелое. В ночи прозвучал глухой звук удара. На лице князя застыло удивленное выражение. Очень мягко, словно лишенная управления марионетка, он упал на мраморные плиты к ногам Зефирины. Девушка подняла голову, вздрогнула; она ничего не понимала. Перед ней стоял тот самый монах, который подавал ей знаки во время брачной церемонии.
– Кто… что… – запинаясь, пролепетала Зефирина.
– Надо действовать быстро!
Монах схватил ее за руку. Она было хотела оказать сопротивление.
– Моя душенька… Так значит, вы меня не узнали… Монах скинул капюшон. Эта улыбка… Этот голос…
Это лицо – видение из загробного мира… Зефирина схватилась рукой за сердце.
– Гаэтан… Гаэтан, вы ли это?
– Да, моя душенька… Он самый… Я пришел вас спасти, вырвать из когтей этого Леопарда.
– Я… Я… Все на свете считали вас мертвым, Гаэтан!
Слезы ручьем заструились по щекам Зефирины. От волнения она покачнулась, и он должен был поддержать ее. На какое-то мгновение они замерли в объятиях друг друга, стоя около брачной постели.
– Я был действительно ничуть не лучше трупа, моя дорогая! – прошептал Гаэтан. – Без вашего бывшего серва Бастьена я сегодня находился бы на два фута ниже уровня земли…
– Бастьен участвовал в битве при Павии? – пролепетала Зефирина.
– Он дважды спас мне жизнь… Один раз во время самой битвы, когда я едва не погиб под ударами вражеских копий, а во второй раз, когда прятал меня в лачуге одного ломбардского крестьянина и лечил меня… Но… я расскажу вам об этом позже. Сейчас мы заткнем кляпом рот этому несчастному господину и свяжем его.
Гаэтан сорвал с постели простыни. Зефирина, как парализованная, смотрела на него. Она была не в силах помочь ему завернуть большое неподвижное тело князя в это некое подобие савана. Она была слишком смущена и взволнована для того, чтобы поближе рассмотреть судорожно зажатое в руке Леопарда голубое перышко, похожее на то, которое «украл» у нее незнакомец на берегу. Когда Леопард был хорошо завернут и крепко связан, Гаэтан тяжело дыша, попытался втащить его на кровать, но князь был слишком тяжел. Испытывая некоторое замешательство и неудобство, Зефирина была вынуждена взять своего мужа за ноги, в то время как Гаэтан приподнял его за плечи. Уложив князя Фарнелло на кровать под балдахином, Гаэтан рядом с ним так уложил подушки, чтобы создать видимость присутствия рядом другого человека. Затем с головой накрыл Леопарда покрывалом. Видя все эти приготовления, Зефирина отвернулась, сконфуженная и раскрасневшаяся. Гаэтан схватил ее за руку:
– Идемте, моя душенька…
– Но… что…
– Не бойтесь, я прибыл из Франции, мои сестры меня во все посвятили… Ваш отец теперь вне опасности, он спасен… В любом случае Леопарда найдут только завтра днем… У нас впереди есть целая ночь для того, чтобы скакать…
– Но куда?..
– Мы поедем в Рим, моя душенька, чтобы аннулировать ваш брак. Идемте же…
Несмотря на настойчивую просьбу, Зефирина не могла двинуться с места. Гаэтан обернулся к своей невесте:
– Если только вы не… хотите остаться здесь, моя дорогая… Быть может, находясь рядом с этим человеком, вы забыли о нашей клятве?
– Нет… нет… Гаэтан, это от волнения… Я его ненавижу!
Зефирина схватила плащ, лежавший на табуретке, и решительно последовала за шевалье де Ронсаром. К каменной балюстраде была привязана веревочная лестница. Зефирина соскользнула прямо в объятия Гаэтана. Не переводя дыхания, молодые люди бросились бежать к кустам. Было слышно, как на псарне лаяли собаки.
Зефирина вздрогнула: ей показалось, что какая-то маленькая фигурка бросилась по направлению к кедрам, росшим посреди большой поляны. Несомненно, это была тень какого-то ребенка… или тень карлика… Эта тень двигалась в сторону забытой ими веревочной лестницы. «Каролюс!» – подумала Зефирина. Мысль о карлике непреодолимо преследовала ее. Выследила ли уже донья Гермина третий медальон? Девушка обрадовалась, что спрятала таинственный талисман в щели на полу. Она прикоснулась к руке Гаэтана, чтобы показать ему ночного посетителя. Слишком поздно! Тень уже исчезла за зарослями рододендронов.
– Сюда! – прошептал Гаэтан.
Постоянно оглядываясь и принимая меры предосторожности, он вел Зефирину в глубь парка. Они на ощупь спустились вниз по дороге, которая вилась по склону холма. В стене, окружавшей замок, была приоткрыта маленькая дверца. Лежавший рядом с ней связанный солдат свидетельствовал о том, что Гаэтан уже проходил этим путем.
По другую сторону стены их поджидала привязанная к изгороди лошадь. Гаэтан помог Зефирине влезть в седло, потом сам сел впереди…
– Моя душенька… – прошептал юноша, захмелевший от своей победы. – Ничто… ничто, клянусь, не сможет нас более разлучить…
– Нет, Гаэтан, ничто…
Говоря так совершенно искренне, Зефирина все же не смогла удержаться от того, чтобы не обернуться. При свете луны на фоне неба вырисовывались три зубчатые башни дворца князей Фарнелло, возвышавшегося на холме.
В ночи зазвучал тоскливый волчий вой. Дрожь пробежала по телу Зефирины. Что это была за боль, от которой сжималось ее сердце? Почему ее терзала и грызла тоска из-за того, что она убегала вот так, словно воровка? Что за непонятное сожаление она испытывала? О чем она сожалела? О ком?
Еще было не поздно… Она еще могла вернуться назад…
Уж не сошла ли она с ума? Зефирина тряхнула золотисто-рыжими кудрями. Она навсегда покидала этого гордого Леопарда… Она была счастлива от сознания свершившейся мести. Зефирина положила голову на плечо Гаэтана и позволила увезти себя галопом по дороге свободы…
