собой.
Вдали виднелся Синьцзин, который поезд должен был пройти несколько дней назад. Город был затянут зловещим дымом.
К этому времени связь с командованием была совсем потеряна. Никто ничего не знал — ни о продвижении противника, ни о намерениях генералов. Людям оставалось только гадать. Может быть, клубы дыма над Синьцзином означают, что там уже идут бои? Передовые части Советской Армии вполне могли захватить город — следовательно, вчерашние отрядные служащие должны были действовать так, как это предусматривалось для самого крайнего случая.
15 августа во второй половине дня по вагонам пронесся слух, что Япония потерпела поражение. Но насколько это соответствовало действительности, никто не знал. К вечеру два военных врача решили съездить в Синьцзин, чтобы попытаться восстановить связь со штабом Квантунской армии. Сопровождать их вызвались несколько вольнонаемных из разных вагонов. Если Япония потерпела поражение, то после получения от штаба приказа о роспуске отряда вольнонаемным придется оставить вагоны и разбегаться кто куда.
Старший по эшелону Офудзи отдал очередной приказ: ночью предстояло прорываться к Синьцзину. В случае атаки противника — пробиваться силой. А чтобы сохранить военную тайну — покончить с собой.
Лица у всех вытянулись и побледнели. Японцы, несколько лет подряд спокойно убивавшие пленных, сами умирать не хотели. Они хорохорились, уверяли друг друга в готовности сражаться, но понимали, что нa успех вряд ли могли рассчитывать. В составе эшелона были врачи, военные чиновники и зеленая молодежь, не имевшие никакого боевого опыта. Многие после приказа прятали подальше страшные ампулы с цианистым калием: применять отраву никто не был готов.
Поздно ночью поезд тронулся. Приближалось время, когда эшелон должен был ворваться в Синьцзин. Двери вагона были плотно закрыты. Сжимая в руках сабли и пистолеты, молодежь напряженно молчала.
По мере приближения эшелона к станции нарастал какой-то неясный шум. Вольнонаемным, сидевшим за плотно закрытыми дверями вагона, он напоминал рокот морских волн во время прилива. Вскоре стало понятно, что это шумели собравшиеся на станции беженцы. Поезд остановился, но вольнонаемные боялись открыть двери вагонов. Между тем, снаружи люди забарабанили по стенкам с такой силой, что казалось, будто они швыряли в вагон булыжники.
Трудно было оставаться равнодушным, слушая отчаянные мольбы соотечественников.
— Ведь в вагонах наверняка есть места. Пустите! Посадите! — кричали люди, пытаясь заглянуть в вагон.
Вольнонаемные, которые всего навидались, чувствовали себя скверно, глядя в щели вагонов на плачущих женщин и стариков. Но двери не открывали, и были даже рады, когда начальство подтвердило запрет на посадку несчастных беженцев.
В закрытых вагонах было жарко и невыносимо душно, но людей беспокоило не это, а долгая стоянка поезда. Прошел слух, что машинисты и кочегары, воспользовавшись сутолокой и наплывом беженцев, сбежали, и теперь станционные жандармы отчаянно искали их.
Пути впереди были забиты эшелонами, с которых тоже сбежали маньчжурские машинисты, и теперь вопрос отправки был совершенно неясен.
* * *
В Мукден поезд прибыл утром 17 августа. Наконец-то! Японцы поздравляли друг друга: они уже в Корее, и опасность атаки советских войск отодвинулась назад. Чтобы проехать весь Корейский полуостров, им потребовалось два дня. Этот путь можно считать идеально спокойным по сравнению с уже проделанным ими.
21 августа в десять часов утра эшелон со служащими «Отряда 731» прибыл в Пусан. Началась спешная погрузка на десантные катера, которые направлялись в Японию. Только теперь, когда вдали мерещились родные берега, вольнонаемные окончательно поверили, что остались живы. Ампулы с ядом полетели в воду. И слезы счастья невольно жгли им глаза…
— У меня для вас неприятное известие, герр Рихтер! — старик выложил на стол листовку с заголовком «Розыск!». Бумага была украшена портретом Берга и коротким текстом, из которого следовало, что разыскивается преступник. — Листовки расклеены вчера, эту мне принес человек из гаража.
Берг разглядывал бумагу и молчал.
— По-моему, вы упоминали, что ваш немецкий паспорт чист, — пробурчал старик. — А тут упоминается и документ США, и ФРГ. Это осложняет вашу ситуацию, герр Рихтер!
— Куда уж сложнее, — вздохнул Майкл.
— Ваш микроавтобус стоит во дворе, герр Рихтер. Он полностью готов к перегону на северо-восток, заправлен и загружен дополнительными канистрами с бензином. А вот ваши новые документы, — немец придвинул к Бергу потрепанный бумажник. — Главный из этих документов — удостоверение американского офицера из Department of Homeland Security. Мне остается пожелать вам удачи! Не сомневаюсь, что она вам понадобится!
Берг заглянул в бумажник и удивленно поднял брови:
— Но я не вижу здесь документов на автомобиль и обещанного вами водительского удостоверения. Вряд ли эти документы будут лишними, мой господин…
Уголки губ старика чуть поднялись:
— Я имел дополнительный разговор с нашими общими друзьями из Франкфурта, и мы пришли к выводу, что отпускать вас одного в столь опасный путь неразумно. С вами до границы поедет мой человек. Он имеет прекрасную военную подготовку, прекрасно ориентируется в обстановке и способен решить множество дорожных проблем, герр Рихтер!
Берг пожал плечами и постарался не выказать на лице облегчения: побег из Львова в одиночку не внушал ему оптимизма. Конечно, Марыся была не самым надежным партнером и попутчиком, но украинский язык она знала, и, как надеялся Майкл, смогла бы легко объясниться с военными на блок-постах по пути к границе. И неожиданное предложение немца сулило немалое облегчение. Смущал финансовый вопрос: оставшиеся доллары стремительно таяли, и оплата услуг попутчика могла вконец опустошить кошелек. Сколько старик потребует с него теперь?
Словно подслушав его мысли, немец заговорил:
— Не беспокойтесь, герр Рихтер! Я не возьму с вас оплаты за своего «ангела-хранителя»! И вообще ничего с вас за автомашину и документы не возьму. Хотите знать — почему?
— Хочу, — удивленно хмыкнул Берг.
— Вы рискнули и уничтожили опасную заразу, герр Рихтер. Более того: вы предупредили наших друзей из Франкфурта об ужасном грузе, который американцы собираются переправить в Германию. Я всю жизнь прожил в Украине, но остался немцем, как вы понимаете. Кроме того, есть третий аргумент в пользу моего отказа от гонорара за свои услуги. Слыхали про болезнь Марбурга, герр Рихтер?
— Немного, — удивленно вскинул брови Берг. — Но в здешней лаборатории не было этого вируса…
— Зато он был в лабораториях Франкфурта и Белграда, герр Рихтер! — вздохнул немец и громко щелкнул костяшками счетов. — А в сербской лаборатории Белграда работала моя юная племянница, Марта. В этой лаборатории проводили эксперименты с африканскими зелеными мартышками, ввезенными из Уганды. Обезьян чем-то заражали, а затем на основе вируса, развившегося в их почках, делали вакцину от полиомиелита. Марта была рядовым лаборантом, и ее никто не предупреждал о необходимости соблюдения особых мер предосторожности. И однажды она заболела.
— На следующий день температура выросла до сорок градусов, появились жжение
