Славка продвинулся еще на пару саженей, обогнул бьющуюся на земле раненую лошадь…
Владимир поднялся на стременах, набрал полную грудь пропахшего смрадом битвы воздуха:
– Сдавайтесь, русы! – крикнул он во всю мочь. – Сдавайтесь! Всем обещаю жизнь!
Шум битвы притих, как по волшебству. Все услышали голос Владимира. Умирать же никому не хотелось. Тем более, умирать зря.
Воспользовавшись затишьем, Славка послал Разбойника вперед и добрался-таки до гриди, окружившей брата. Вместе со Славкой – Антиф и еще двое. Третьего убили.
Артём ловко вспрыгнул на седло, выпрямился, возвышаясь над всеми.
– Один на один, князь! – закричал он. – Пеше или конно, как хочешь! Моя победа – мы уходим. Твоя – сдаемся!
Владимир расхохотался.
– Я готов на поединок, если на твоем месте будет мой братец Ярополк! – прогремел он. – Где он, прячется под подолом у своей ромейской наложницы?
– Я – за него! – выкрикнул Артём. – Будешь биться – или струсил?
– Экий ты храбрец, воевода! Весь в отца! Помнишь ли, как на пиру у меня сидел? Хорошо тебе было?
– Мы не на пиру! – крикнул Артём. – Будешь биться?
– С тобой – не буду! Иди ко мне, воевода! Высоко сидеть будешь! Славу со мной добудешь! Что тебе Ярополк? Где он, не вижу! Что хорошего – принять глупую смерть? Иди под мое знамено!
– Я знамена в битве не меняю! – гордо ответил Артём.
– О как! – Владимир снова рассмеялся. – Славный ты витязь! И вои твои славные!
Тут Владимир умолк, будто задумался.
Тишины не наступило. Кричали раненые кони, стонали люди… Но оставшиеся в строю хранили напряженное молчание.
– Не хочу вас губить! – наконец продолжил Владимир. – Кто служить мне будет, когда стану я киевским князем? Я отпускаю тебя, воевода Артём! Всех вас отпускаю! Возвращайтесь в Киев и расскажите всем, что князь Владимир не воюет с хоробрами княжьей руси! Со своими хоробрами! Эй, расступитесь! Дайте им дорогу!
Подчиняясь воле князя, северяне разошлись, открывая проход. Словенская гридь Владимира – с охотой, скандинавы – без особой радости.
– Встретимся на Горе, воевода! – крикнул вслед Артёму Владимир. – В княжьей палате!
Артём промолчал. Владимир поступил великодушно. Подарил жизнь. И Славка живой – Артём видел его среди своей гриди. И битва была хороша. Почему же так гнусно на сердце?
– Эй, рус! Богослейв! Посмотри на меня!
Славка, проезжавший вместе со всеми между пеших нурманов, глянул вниз: кто его зовет.
Узнал не сразу. Невысокий воин в отменной, хоть и малость порубленной броне, в крылатом заметном шлеме, в окружении могучих викингов… Вспомнил!
– Олав Трюггвисон!
– Конунг Олаф Трюггвисон! – поправил юный нурман. – Жаль, не встретились мы на пиру мечей!
– Еще встретимся, – буркнул Славка.
– Я буду ждать, Богослейв! – заявил Олав. – Если не захочешь идти в хирд конунга Вальдамара, я возьму тебя в свой!
– Что он говорит? – спросил Антиф, не разумевший по-нурмански.
– В дружину к нему предлагает, – проворчал Славка и послал Разбойника вперед, оставив позади сына нурманского конунга.
– А он – кто? – спросил Антиф.
– Олав, сын Трюггви. Его отец был князем у южных нурманов.
– То-то я гляжу, доспех на нем княжий, – отметил Антиф. – Это диво, друг Славка! Обычно нурманы к нам служить идут, а этот – к себе зовет.
– Сам-то он пока Владимиру служит, – буркнул Славка и дал Разбойнику шенкелей, чтобы побыстрее миновать нурманов.
– Эх, – вздохнул Антиф, тоже погоняя коня, чтоб не отстать. – Я бы Владимиру послужил! Может, и нам – как Волчий Хвост? Что-то я его сегодня не видел?
– И без него хватило, – скривил рот Славка. – А Владимиру мы с тобой служить не станем. Слыхал, как он христиан режет?
– Слыхать-то слыхал, да вот верится не очень. Что ж он тогда брата твоего к себе звал? Иль не знает, что вы – христиане?
– Знает, – буркнул Славка, которому этот разговор совсем не нравился.
Зато ему нравилась свобода. Он с удовольствием вдохнул степной воздух: чистый, не пропахший кровью и вонью разрубленных кишок, и почувствовал, как сходит с сердца тяжесть поражения. Больше половины гридней киевских легло в сече, а он, Славка, – живой! И брат – живой! И Антиф, друг первый и последний, – тоже живой! Это главное!
– Такого не должно повториться! – Владимир сурово оглядел своих ярлов и воевод. – Это позор, что нас взяли врасплох. Будь этих молодцев хотя бы вдвое больше, быть бы нам битыми.
– Не так просто нас побить! – возразил ярл Дагмар. Но его никто не поддержал.
– Зря ты отпустил их, конунг, – проворчал ярл Торкель. Его хирд понес самые большие потери – почти половину храбрых викингов побили киевляне.
– А я думаю: верно поступил князь! – подал голос Волчий Хвост. – Милость эта укрепит его славу в Киеве.
– Милость? – ощерился Торкель. – Милость – это слабость!
Остальные ближники Владимира недовольно загудели. Некоторые (в основном – скандинавы) были согласны с ярлом, однако большинству обвинение князя в слабости пришлось не по душе.
– Все бы вам, викингам, бить и резать! – крикнул новгородский тысяцкий Удата.
– Тихо! – свирепо рявкнул дядька князя Добрыня.
Ближники притихли, и в наступившей тишине воевода прогудел негромко:
– Согласен с Торкелем. Мы – слабы. Кабы был сейчас наш князь на месте Ярополка, а Ярополк – здесь, то быть бы нам битыми. Сильней Киев, что тут говорить. И правильно князь сделал, что отпустил этого воеводу. Мы его знаем: он бы не сдался. И за каждого убитого киевлянина мы бы положили своего. А такой размен нехорош нам. Вот почему Владимир их отпустил. Верно, княже?
– Верно, – кивнул Владимир.
Он мог бы добавить, что не любо ему губить цвет киевской рати, но не сказал. Большинству в его совете не нужен был сильный Киев. Наоборот. Чем слабей будет великокняжий стол, тем лучше. И Новгороду, и скандинавам, и кривичам с радимичами, древлянами и прочими племенами словенского языка. Крепкий Киев нужен был одному лишь Владимиру и тем, кто ему по-настоящему верен.
– Мы все оплошали, – сказал Владимир. – Больше такого не будет. Я велю вырыть ров между Капищем и Дорогожичами и поставить вкруг лагеря частокол. Больше они нас врасплох не застанут.
– Времени у нас мало, дядя, – сказал Владимир Добрыне, когда все разошлись. – Ежели расхрабится Ярополк, так уж не Киев в осаде окажется, а мы. Засылай человека к Блуду. Пусть хоть золотые горы сулит боярину, но чтоб тот расстарался и поднял Киев против Ярополка.
Глава двадцать четвертая
«Если Ярополк умрет…»
– Он отпустил его! – Блуд развел руками и изобразил лицом глубокое сомнение.