– Мы все оплошали, – сказал Владимир. – Больше такого не будет. Я велю вырыть ров между Капищем и Дорогожичами и поставить вкруг лагеря частокол. Больше они нас врасплох не застанут.
– Времени у нас мало, дядя, – сказал Владимир Добрыне, когда все разошлись. – Ежели расхрабится Ярополк, так уж не Киев в осаде окажется, а мы. Засылай человека к Блуду. Пусть хоть золотые горы сулит боярину, но чтоб тот расстарался и поднял Киев против Ярополка.
Глава двадцать четвертая
«Если Ярополк умрет…»
– Он отпустил его! – Блуд развел руками и изобразил лицом глубокое сомнение.
– Уж не хочешь ли ты сказать, боярин, что воевода мой – в сговоре с рабичичем? – сдвинул брови Ярополк. – Тысячи воев видели и слышали, как Артём бросил ему вызов. И не одного лишь Артёма отпустил Владимир. Он отпустил всех. Две тысячи гридней. Моих гридней!
– А сколько их легло там, у Дорогожичей? – поинтересовался Блуд.
– Северян легло больше. Так мне говорили.
– Это тебе так сказали. А как на самом деле было? Кто знает…
– Не верю я в то, что Артём меня предал! Был бы ему люб Владимир – ушел бы. Как Волчий Хвост.
– Вот так бы и ушел? Бросил бы отца и мать? Добро нажитое бросил? Не лучше ли ему Владимира в Киев привести? И все при нем останется, и Владимир вознаградит. Щедрость его известна. А вот о милосердии Владимировом я что-то не слыхал. Да и откуда милосердие в том, кто христиан безвинных режет, как овец…
– Артём – тоже христианин! – перебил Ярополк. – Не верю, боярин, что он мог переметнуться!
– Да и я не верю, – видя твердую позицию князя, Блуд пошел на попятную. – Но сам посуди: в прежние времена были они с рабичичем в дружбе. И брата его Владимир пощадил. А вот теперь опять. А вылазку эту кто затеял? Он да Варяжко. А тебе ни слова не сказали, хоть побили у Дорогожичей твою гридь, да и сами они – твои воеводы. За такое самовольство отец твой таким воеводам головы бы снес!
Обидное сказал. Ведомо было Ярополку: отец его сам бы вылазку возглавил. И Блуду это тоже ведомо.
– Свенельд тебе в помощи отказал, – продолжал между тем Блуд. – Артём же с ним породниться хочет. А дружок его Варяжко – с печенегами водится. И печенеги тоже тебя в распре не поддержали. Иль забыл, княже, как они тебе человечка подсунули, что меня порочил? Рассорить нас с тобой хотели. А я тебе, княже, в Киеве – самый верный человек. Кто я без тебя? Да никто. А с тобой – головной боярин.
«Правду говоришь, – мысленно согласился Ярополк. – Без меня ты – никто. Не любят тебя в Киеве».
Однако верить в предательство Артёма – не хотелось. С детских лет воевода был с ним рядом. Что же делать? Кому довериться?
– Не уходи, любимый мой… – по-ромейски шептали мягкие сладкие губы. – Кто защитит нас, если ты уйдешь?
Ярополк молчал. Гладил жену по округлившемуся животу, прижимал ладонь, пытался почувствовать новую жизнь под родной плотью.
Он не уйдет. Только здесь, в опочивальне, хорошо ему и затишно. Только здесь…
* * *
– …И безмерна будет благодарность моего князя, – произнес посланец заученные слова. – Многую честь примешь от него. Из одной чаши пить с ним будешь, из одного блюда ясть. Щедрости его удивишься. Аки отца любить тебя станет.
Блуд слушал, кивал благосклонно. Верил. Владимир слово держит. И деться ему некуда. Только Блуд может открыть ему Киев. Кабы не Блуд, уже склонил бы князь ухо к сильным своим воеводам – и пал бы Киев всей силой на братнино воинство. И быть бы тогда Владимиру битым. И бежать ему опять через море – на земли свейские.
– Знает князь твой – давно он в сердце моем, – степенно ответил Блуд. – Только его хочу видеть в тереме киевском. Однако трудное это дело.
– Трудное, – согласился посланец. – Князь ждет, что ты ему посоветуешь.
Не простого воина послал к Блуду Владимир. Воеводу своего, Путяту-смольнянина. Честь оказал. Показал, что знает, как нужен Владимиру Блуд.
В Киев Путята попал легко. Несмотря на близость вражеского войска, стольный град жил обычной жизнью: многие ворота его были открыты. Лишь с севера стража стояла, и на стенах и у дороги бдили неотлучно усиленные дозоры.
Путята с севера заходить не стал. Обогнул город и зашел с Подола.
Сразу наверх не пошел. Потолкался среди торгового люда, послушал, что народ говорит.
Народ говорил о своем. Лишь немногие толковали о Владимире и недавней битве под Дорогожичами. Люд киевский относился к распре между братьями именно как к распре. Кто бы ни победил, простому смерду без разницы. Конечно, Ярополк на стол самим Святославом посажен, но ведь и Владимир тоже Святослава сын. А что мать его – холопка, так и что с того? Сыном его Святослав признал? Признал. Значит, есть и у него право на стол киевский. Ярополк – свой, привычный, зато Владимир, говорят, за старых богов стоит и ромейского Христа не жалует. Некоторые сетовали: мол, измельчали нынче князья. Вот в старину сошлись бы братья в поединке – и решили бы, кому Киевом править. И кровь гридней своих зря не проливали бы. Приберегли бы силу для настоящих ворогов. А то теперь, когда отозвал князь гридней с порубежья, от разбойников степных совсем спасу не стало.
Путяте такое слышать было приятно. Хотя он понимал, что на Подоле люди, в основном, торговые, да и пришлых много. Эти в ополчение точно не пойдут и на стены киевские не станут. Им и верно все равно, кто в киевском Детинце главным будет. Лишь бы мытное не увеличили.
Побродив по рынку, послушав да покушав, Путята двинулся наверх. На Гору его пропустили легко. Путята сказался купцом из Чернигова, у которого дела с боярином Копырем. Имя Блуда не назвал из осторожности. Проверять слова Путяты на стали. Лазутчиков в Киеве не боялись, да и выглядел Путята достойно, выговор у него был местный, киевский.
На тесных улочках Горы людно. Много воев, мало женщин. Здесь к северному воинству относились не в пример серьезнее, и Путяте сразу стало ясно: преодолеть стены Горы будет много труднее, чем внешнюю крепь.
Но Блуд его обнадежил. Одним лишь видом своего подворья, обширного и богатого. Воев здесь тоже было немало. Большинство – не словенской крови. Но – ладные. На Путяту поглядывали с вызовом. Но не задирались. Еще у ворот Путята показал тайный знак, и к Блуду его сопроводил с почетом сам Блудов ключник.
– Ждет князь, что ты ему посоветуешь, – сказал Путята. – Тебе отсюда видней, чем нам – из-за Капища.
– Совет мой таков, – боярин погладил густую бороду. – Пусть князь Владимир приступит к киевским стенам и попробует их взять.
Путята удивился.
– Не взять нам город, – сказал он. – Сил не хватит. Только людей погубим.
– Пускай Владимир-князь нурманов вперед пошлет, – предложил боярин. – Нурманов и иных воев наемных. Этих не жалко. Побьют – меньше платить. Да и что с ними делать, когда князь на киевском столе сядет? В дружину ведь всех не возьмешь, а проку от них никакого. Викинги – они лишь разбойничать горазды.
