Роберт Харрис - Архангел

Он не заметил, что Келсо в числе других смотрит на него, это было лишь лицо в толпе; Келсо тут же повернулся и двинулся назад, продираясь сквозь сгрудившихся у двери людей.

Он был в смятении.

Очевидно, русский сел на поезд в Архангельске через минуту-другую после них — это объяснимо, если он поступил так же, как они, и поймал машину. Пока все нормально.

Но это?..

Он столкнулся с женщиной, проталкивавшейся по коридору с двумя сумками, красным флажком и маленьким фотоаппаратом.

— Что происходит? — спросил у нее Келсо.

— Неужели вы не слышали? С нами — сын Сталина! Это чудо! — Она расплылась в улыбке, обнажив металлические коронки.

— Откуда вы узнали?

— По телевизору показывали, — сказала она, как будто это могло что-то ему объяснить. — Всю ночь напролет! Когда я проснулась утром, это продолжали показывать и сообщили, что его видели в поезде, идущем в Москву из Архангельска.

Кто-то толкнул ее сзади, и она вплотную прижалась к Келсо. Ее лицо было совсем рядом, он попытался высвободиться, но она буквально вцепилась в него, пристально разглядывая.

— Но ведь вы... — начала она. — Вы же все это знаете! Вас показывали по телевизору, вы сами говорили, что все это правда! — Она обняла его за шею своими крупными руками. Сумки впились ему в спину.

За ее головой он увидел на перроне движущийся яркий свет и наконец высвободился из объятий. Телевизионные софиты. Телевизионные камеры. Большие серые микрофоны. Кинооператоры с помощниками отпрянули назад, наталкиваясь друг на друга. И в центре этой неразберихи — шагающий решительной походкой навстречу судьбе, уверенно бросающий что-то на ходу своим спутникам, окруженный фалангой телохранителей в черных куртках Владимир Мамонтов.

У Келсо ушло несколько минут, чтобы протолкаться обратно в свой вагон. Когда он открыл дверь в купе, О'Брайен сидел к нему спиной и смотрел в окно. Услышав, как вошел Келсо, он быстро повернулся, подняв вверх руки и выставив вперед ладони — это был предупредительный, виноватый и одновременно извиняющийся жест.

— Послушайте, я понятия не имел, что такое может случиться, клянусь вам. Непредсказуемый...

— Что вы сделали?

— Ничего...

— Я вас спрашиваю, что вы сделали? О'Брайен пробормотал еле слышно:

— Я передал репортаж. — Что?!

— Я передал репортаж, — повторил он уже с некоторым вызовом. — Вчера на берегу реки, пока вы говорили с ним в его лачуге. Я смонтировал репортаж на три минуты сорок секунд, приложил комментарий, перевел в цифровой код и передал через спутник. Я собирался вам вчера рассказать, но мне не хотелось вас огорчать...

— Огорчать?

— Да будет вам, Непредсказуемый, я был уверен, что репортаж не пройдет. Батарея подведет или что-нибудь в этом роде. Эта аппаратура, знаете...

Келсо отчаянно пытался осмыслить происходящее: русский в поезде, возбуждение толпы, Мамонтов... Они все еще в Вологде, поезд стоит на месте.

— Эти ваши картинки, когда их могли принять здесь, в России?

— Часов в девять вечера.

— И они могли их гонять... как часто? Каждый час?

— Это весьма вероятно.

— В течение одиннадцати часов? По всем каналам? Ваши хозяева продали права русским компаниям?

— Они бы предоставили их русским в качестве дара, всем ведущим компаниям. Это же отличная реклама!

— И вы передали также интервью со мной относительно этой тетради?

О'Брайен, словно защищаясь от удара, снова выставил вперед ладони.

— Ну, точно я ничего сказать не могу. То есть у них этот материал, конечно, был. Я его смонтировал и передал еще из Москвы, до отъезда в Архангельск.

— Вы бессовестный негодяй, — медленно процедил Келсо. — Вам известно, что Мамонтов в нашем поезде?

— Да. Я только что его видел. — Заметно нервничая, О'Брайен повернулся к окну. — Еще подумал, что ему здесь надо?

И что-то в том, как он это сказал — некая фальшивая нотка в его голосе, притворная беззаботность, — заставило Келсо буквально окаменеть. Выдержав паузу, он тихо произнес:

— Значит, Мамонтов подбил вас на это?

О'Брайен на мгновение замялся, и Келсо почувствовал, что его качнуло, как смертельно пьяного, или как боксера, готового рухнуть в нокауте.

— Боже милостивый, так вы меня просто обвели вокруг пальца...

— Нет, — сказал О'Брайен, — это не так. Хорошо, признаю, Мамонтов мне позвонил, я говорил вам, что мы несколько раз встречались. Но все это — найденная тетрадь, поездка в Архангельск — не имеет к нему отношения. Это только мы с вами. Клянусь вам. Я понятия не имел о том, что нас ждет.

Келсо закрыл глаза. Это был кошмар.

— Когда он вам звонил?

— В самом начале. И лишь намекнул. Он не упомянул Сталина или еще кого-нибудь.

— В самом начале?

— Накануне того дня, когда я появился на симпозиуме. Вот его слова: «Поезжайте в Институт марксизма-ленинизма со своей камерой, мистер О'Брайен, — ну, вы знаете его манеру говорить, — найдите доктора Келсо, спросите, не хочет ли он что-нибудь сказать». Это все. И буквально швырнул трубку. Но его намеки всегда имели неплохой результат, поэтому я там и появился. Господи... — он засмеялся, — с какой стати я бы поехал, как вы думаете? Снимать группку историков, рассуждающих об архивах? Увольте!

— Вы безответственный, двуличный, лживый мерзавец...

Келсо шагнул в купе, и О'Брайен отпрянул назад. Но Келсо на него даже не посмотрел. Ему в голову пришла другая идея. Он достал свою куртку из багажной сетки.

— Что вы собираетесь делать? — спросил О'Брайен.

— То, что мне следовало сделать с самого начала, если бы я знал правду. Я хочу уничтожить эту проклятую тетрадь.

Он вынул кожаный мешочек из внутреннего кармана куртки.

— Но тогда вы все порушите, — запротестовал О'Брайен. — Без тетради нет доказательств, и вся история теряет смысл. Мы будем выглядеть полными идиотами.

— Вот и замечательно.

— Я не позволю вам...

— Только попробуйте меня остановить!

Его свалила на пол не столько сила удара, сколько шок. Купе повернулось вверх дном, и он оказался распростертым на полу.

— Не заставляйте меня ударить вас снова, — взмолился О'Брайен, склонившись над ним. — Пожалуйста, Непредсказуемый. Для этого я вас слишком люблю.

Он протянул руку, но Келсо откатился в сторону. Он никак не мог отдышаться. Лицо его уткнулось в грязный пол. Под руками Келсо чувствовал его вибрацию. Он дотронулся пальцами до губы. Чуточку кровоточит. Он ощутил во рту соленый привкус. Двигатель электровоза взревел, точно машинист начал терять терпение, но поезд не сдвинулся с места.