Последний защитник - Эндрю Тэйлор

Воцарилось молчание. Ричард некоторое время смотрел на Элизабет, которая взирала на него с каменным лицом, с трудом сдерживая гнев. Затем он повернулся к Марвуду:

– Чего хочет от меня его величество?

– Нужно подписать письмо, которое я принес. Подписи должны поставить вы и ваша дочь. В письме вы признаетесь, что Бекингем коварно заманил вас в Англию и заставил принять участие в организации некоей независимой партии, оппозиционной королю и парламенту. Вы принимали от него деньги и посещали в Уоллингфорд-хаусе встречи с нелояльно настроенными людьми. Мы проявим милосердие и вовсе забудем связанную с Кокпитом историю.

– А кто увидит это письмо? – спросила Элизабет.

– Никто, кроме короля, если все пойдет хорошо. Его величество не станет вас преследовать. Но только при условии, что сын Оливера Кромвеля не будет угрожать миру в стране. А сей документ позволит королю держать Бекингема на коротком поводке, если понадобится. – Марвуд снова повернулся к Ричарду. – Подпишите его сейчас. Потом вы должны покинуть Лондон. Немедленно. Не завтра, а прямо сегодня, сейчас. Возьмите экипаж до Хариджа или Дувра и отправляйтесь как можно скорее и незаметнее. Поезжайте за границу и оставайтесь там. В противном случае я не могу гарантировать вам безопасность. И ваша жизнь будет под угрозой.

Ричард Кромвель тер пальцем сиденье скамьи. Он бросил растерянный взгляд на Элизабет, которая подумала, что ее отец сейчас похож на заблудившуюся овцу.

– Но если я подпишу это, то суну голову в петлю, – произнес он.

– Вы уже это сделали, сэр, – сказала Элизабет. – У вас нет выбора. Вы должны подписать документ.

Разбитый Дик, подумала она. Мой бедный отец.

Когда я добрался до Уайтхолла, была уже середина дня и я страшно вымотался. Почувствовав, что сильно проголодался, я решил пообедать в «Ангеле» на Кинг-стрит. Я не показывался в Уайтхолле вот уже два дня. И мало того, даже не посылал письма с объяснением своего отсутствия. Я рассудил, что торопиться некуда: все равно разноса от Уильямсона не избежать.

В моих силах еще было все изменить: выставить себя в наилучшем свете и перед Уильямсоном, и перед лордом Арлингтоном. Весьма соблазнительно. Но тогда придется заплатить. Причем не одному лишь мне.

Я почти закончил с едой, когда кто-то вдруг откашлялся у меня за спиной, буквально над моим ухом. Я повернул голову. Рядом стоял какой-то незнакомый мужчина. Я внимательно оглядел его: одет строго в черное, но ткань хорошего качества, а из-под бриджей выглядывают шелковые чулки.

– Я имею честь обращаться к господину Марвуду? – спросил он.

– Да.

– У меня для вас сообщение, сэр. – Он согнулся, делая вид, что кланяется, и приблизил рот к моему уху. – Господин Вил просил передать: в два часа у ворот Челси. В дальнем конце парка, около канала. Рядом с домиками для оленей. Благодарю вас, сэр.

Он выпрямился, снова прочистил горло и смешался с толпой у дверей.

Старые привычки неискоренимы, и поначалу я хотел поспешить, чтобы, не дай бог, не заставить ждать такого именитого человека, как герцог Бекингем. Но потом вспомнил, что даже знатные аристократы сделаны из того же теста, как и все остальные люди, и что они так же способны совершать глупости. Я ничего не должен Бекингему, тем более что он абсолютно не заслуживает уважения.

Я прошел под воротами на Кинг-стрит и свернул в переулок Кокпита, который вел в Сент-Джеймсский парк. Я вышел на солнце и заморгал. Прокладка канала была одним из первых проектов короля после Реставрации. Он простирался от Кокпита и ристалища на востоке до ворот Челси и Горинг-хауса на западе. Домики для оленей находились в западном конце, в относительном отдалении от Уайтхолла, поскольку это была самая тихая часть парка.

В этом конце канала стояла статуя гладиатора. В неожиданном приступе суеверия я, проходя мимо, на удачу дотронулся до пьедестала. После чего зашагал по дорожке. Канал был справа от меня.

Шагая, я поглядывал из стороны в сторону. Бекингема пока еще не было видно. Полдюжины гвардейцев заигрывали со служанкой у ворот Челси. Два маленьких мальчика валялись на траве, как щенки, под наблюдением нянек. Садовник толкал тачку с обрезанными ветками вдоль ряда молодых деревьев на одной стороне канала. Группа придворных играла в шары на солнышке. Чуть дальше трое парней тренировали своих лошадей и красовались друг перед другом. Слуга выгуливал пару мастифов на поводках и в намордниках. За стеной сада и поясом из деревьев были видны крыши Горинг-хауса, лондонской резиденции лорда Арлингтона. Я надеялся, что милорд с Уильямсоном не глазеют на меня из окна на верхнем этаже.

В конце канала я остановился и огляделся. В этот мирный весенний день все вокруг было зеленым и дышало свежестью. Если не знать, можно даже подумать, что все в мире устроено хорошо.

– Никак решили прогуляться, ваша милость?

Садовник, высокий мужчина с красным лицом, стоял между двумя молодыми деревьями на противоположной стороне канала. Он опирался на свою тачку и смотрел на меня с другого берега. На нем был жесткий кожаный фартук поверх одежды, на голове широкополая шляпа.

– В чем дело? – спросил я, а потом воскликнул: – О, черт побери!

Бекингем рассмеялся. Он оставил свою тачку и пошел вдоль канала мне навстречу. В любой, даже самой тяжелой ситуации герцог никогда не упускал возможности развлечься.

– Ловко я вас одурачил? – спросил он.

– Я и забыл, что вашей светлости присуща любовь ко всему театральному.

– Ладно, Червуд, согласитесь, хорошо сработано. Походка, одежда, цвет лица – все тщательно продумано. Пойдемте к домикам для оленей. Можете делать вид, будто даете мне задание.

Герцог улыбнулся, довольный своей шутовской выходкой. С минуту мы шли молча. Я смотрел по сторонам. У меня возникло подозрение, что люди, которых я видел, были его слугами, готовыми немедленно вмешаться, если хозяин того пожелает.

– Вы доставили мне массу хлопот за последнее время, – посетовал Бекингем. – Не могу сказать, что это мне нравится. Убита моя любимая проститутка. Украдены мои бумаги. Мой слуга покалечен и может умереть. Даже если он выживет, можно считать его бесполезным. Другому раскололи череп, как яичную скорлупу, когда он защищал мою собственность от грабителя. Под любым камнем, который я переворачиваю, я неизменно нахожу вас.

– Теперь для вас все кончено, не так ли?

– Не дерзите, Червуд! Разве я позволил вам говорить?

– Все ваши планы провалились. Беспорядки в Лондоне прекратились. Не удалось объединить вокруг себя влиятельных людей, тоскующих по старым добрым временам, – я махнул рукой в сторону Уоллингфорд-хауса, –