Владимир Малик - Посол Урус Шайтана

Вокруг него сгрудились товарищи и односельчане, которые прибыли с ним. Все затаили дыхание.

Из погреба донесся тихий шорох, послышалось шуршание соломы.

— Стеша! Ты здесь? Это я — Арсен! — крикнул казак изо всех сил.

— Арсе-ен! — не крик, а вопль вырвался из ямы.

Звенигора сразу узнал голос сестры. Раздались крики еще нескольких девчат. Послышался топот ног, и внизу, как раз под отверстием, появилось четыре девичьих лица. Запорожец увидел измученные глаза Стеши, ее растрепанные косы. Девушка протянула вверх тонкие руки.

— Лестницу! — крикнул Звенигора.

Принесли лестницу, опустили в яму. Пленницы одна за другой поднялись наверх. Арсен подхватил Стешу на руки, прижал к груди.

— Сестренка!

— Братик! Арсен! Откуда ты?..

В это время внизу, у речки, забили в набат. Низкие отрывистые звуки колокола тревогой отозвались в сердцах казаков. Все сразу притихли. Звенигора поискал взглядом Минку, но того как ветром сдуло — исчез куда-то.

— Чернобай скликает своих людей, — сказал Роман.

— Да, проворонили мы его, собаку! — глухо отозвался Арсен. — Теперь здесь оставаться опасно… По коням, друзья!

Они поспешно выехали из ворот крепости, повернули в поле и понеслись галопом. Впереди мчались девчата. Арсен ехал последним. Поворачивая на широкую степную дорогу, сквозь тучи пыли успел заметить, что сзади, из-за склона, вынырнул конный отряд. Хотя до него было не менее двухсот саженей, он узнал малиновый кунтуш Чернобая.

Началась погоня.

Гудела под копытами земля. Бряцало казацкое оружие. Справа промелькнули белые хатки села — и оба отряда вырвались в степь. Передний заметно сбавлял ход. Не привыкшие к быстрой верховой езде пленницы еле держались в седлах.

Когда стало ясно, что до темноты оторваться от погони не удастся, Звенигора крикнул:

— Приготовить мушкеты! Стрелять на ходу залпом! Целиться в лошадей!

Казаки сорвали из-за спин мушкеты, рассыпались лавой.

— Пали!

Прогремел залп. Три или четыре преследователя рухнули на землю. Кони поднялись на дыбы, испуганно заржали. Послышался крик раненых. Потом все исчезло — пороховой дым косматым облачком набежал на преследователей и скрыл их от казаков.

— Вперед! — крикнул Звенигора.

Прижав уши, кони рванулись во весь дух. Выстрелы, крики, запах дыма встревожили их, придали новые силы, и беглецы быстро помчались к лесу.

Через две-три сотни шагов Звенигора оглянулся. Радостно ёкнуло сердце: испытанный в боях запорожский способ останавливать наступление вражеской конницы оправдал себя и здесь. Отряд Чернобая, сбившись в кучу, топтался на месте. Очевидно, смерть или ранение нескольких товарищей отбили у челяди охоту продолжать преследование.

Вскоре вечерние сумерки сгустились и темно-сизой пеленой покрыли степь. Теперь Чернобай если бы и хотел и имел силы, все равно должен был прекратить погоню.

Действительно, неожиданный казацкий залп вызвал в отряде Чернобая большое замешательство. Двое слуг были ранены. Еще четверо, упав с подстреленных коней, так разбились, что не сразу пришли в себя, а остальные вгорячах сочли их убитыми.

Сам Чернобай остался невредимым. Он хотел продолжать погоню, но никто за ним не последовал. Только поэтому он, скрежеща зубами, приказал подобрать раненых и возвращаться домой.

В крепости, бросив повод слуге, приказал!

— Разыщи Минку и приведи ко мне! И пошли за Митрофаном и Хорем — пусть зайдут!

Сам же прошел к себе в спальню, сорвал со стены два пистолета, засунув за пояс и присев у стола на скамью, задумался. Положение его сразу осложнилось. Возвращение Звенигоры было как гром среди ясного неба. Сегодня он спасся только чудом. Арсен может в любой день вернуться с большими силами или подстеречь его где-нибудь одного и послать пулю в спину. Да, было о чем подумать сотнику.

Хлопнули двери, и слуги ввели Минку.

Чернобай поднял голову, сурово взглянул на парня.

— Подойди ближе! А вы — прочь отсюда!

Когда слуги вышли, Чернобай встал, подошел к Минке. У парня задрожали колени.

— Это ты впустил тех разбойников, негодяй? — прошипел хозяин. — Сколько они тебе заплатили?

— Батечку, ей-богу, ничего! — забормотал Минка. — Пусть меня гром разразит, если брешу!.. Я думал, люди из Немирова… От Юрия Хмельницкого или от Многогрешного… А оказалось…

— Ты слышал, что они здесь говорили?

— Слышал…

По тому, как у Чернобая сверкнули глаза, парень понял, что напрасно проговорился. Руки его задрожали.

— Кому об этом рассказывал? Только правду!

— Никому. Пусть у меня язык отсохнет, если брешу!

— Побожись!

— Разрази меня господь, никому!.. Что я — маленький?

— Хорошо. Иди!

Парень повернулся и шагнул к двери. В тот же миг в руке Чернобая блеснул ятаган — и слуга, не успев вскрикнуть, свалился на пол. Чернобай наклонился над ним и ударил еще раз, в сердце. Потом вытер ятаган об одежду убитого и снова сел на скамью.

Через некоторое время в сенях послышались шаги. Чернобай встал, высек огонь, зажег свечу. Потом приоткрыл дверь.

— Это ты, Митрофан?

— Я, — послышалось в ответ.

— А Хорь с тобою?

— А как же.

— Входите!

Слуги робко вошли в светлицу. После поездки за Днепр они крепко спали и теперь, узнав о нападении на крепость и погоне, в которой они не участвовали, не знали, что ждать от хозяина. Увидав на полу труп, остановились. Митрофан перекрестился:

— Неужели Минка?

Чернобай не ответил. Закрыв за ними дверь, подтолкнул их на середину комнаты и стал напротив.

Слуги почувствовали опасность. Митрофан, как стреноженный конь, неловко переступал с ноги на ногу. Хорь, маленький, юркий, норовил спрятаться за долговязого товарища. Но Чернобай прикрикнул на него:

— Чего вертишься, как муха в кипятке? Перед кем стоишь, подлец? Забыл?

Хорь замер, лихорадочно соображая, откуда ждать беды. Митрофан придурковато смотрел на хозяина. Его неповоротливый ум не мог сообразить, что произошло. А Чернобай сразу ошеломил обоих неожиданным вопросом:

— Куда девали Звенигору?

Митрофан вытаращил глаза:

— Какого Звенигору?

— Не прикидывайся дурнее, чем есть, остолоп! — крикнул Чернобай. — Того казака, которого я приказал посадить на кол, а потом кинуть в озеро!

— А-а… — Митрофан повернулся к Хорю с таким видом, словно говоря: «Видишь, я же тебе говорил!».

Хорь подобострастно улыбнулся, виновато опустил глаза:

— Мы продали его Али, хозяин.