Ознакомительная версия.
Не все христиане его ненавидели. По меньшей мере двадцать копейщиков из числа сражавшихся вместе с нами в тот день были христиане. Галахад любил Артура, и многие другие тоже, например, епископ Эмрис, всегда поддерживавший его в совете. Увы, в беспокойные годы на исходе пятисотлетия от рождения Христа церковь не желала слушать тихих достойных людей; она слушала фанатиков, кричавших, что к пришествию их бога мир надо очистить от язычников. Сейчас я, разумеется, знаю, что вера Христова – единственная истинная и никакие другие религии не могут существовать в свете ее правды, но тогда меня удивляло, да и сейчас удивляет, что Артура, справедливейшего из правителей, объявили врагом Божьим.
Итак, мы обеспечили Кадока головной болью, накинули Лигессаку на шею петлю, сплетенную из его собственных волос, и отбыли восвояси.
* * *
Мы с Артуром расстались у каменного креста на въезде в долину. Он должен был доставить Лигессака в Думнонию, а я решил отправиться вглубь Силурии на поиски матери. С собою я взял Иссу и еще четверых копейщиков; остальные мои воины присоединились к Артуру.
Мы шестеро обогнули долину Кадока, где побитые, окровавленные христиане возносили молитвы над убитыми, потом двинулись через голые холмы и дальше узкими зелеными долинами к устью Северна. Я не знал, где живет Эрке, но рассудил, что найти ее будет несложно. Танабурс, друид, убитый мною в Лугг Вейле, наложил на нее страшное заклятие. Уж конечно, многие должны были слышать о саксонке, которую проклял друид. Так и оказалось.
Я нашел ее в крохотной деревушке, где мужчины ловили рыбу, а женщины варили соль. Селяне испуганно шарахались от незнакомых щитов, но я заглянул в одну из лачуг, и ребенок без страха указал мне домик саксонки на высоком обрывистом берегу. Собственно, это был даже не дом, а грубая хибара из выброшенного морем дерева, крытая соломой и водорослями. Перед нею горел огонь, над которым коптилась рыба; еще более едкий угольный дым плыл от костров у основания обрыва; здесь в больших сковородах выпаривался соляной раствор. Оставив копье и щит внизу, я поднялся по узкой тропинке и заглянул в хибарку. Из темноты на меня, оскалившись, зашипела кошка.
– Эрке? – позвал я. – Эрке?
Что-то заворочалось в темноте. Грузная темная фигура высунулась из-под груды тряпья и шкур.
Чего я ждал? Я не видел мать двадцать пять лет, с того дня, как воины Гундлеуса вырвали меня из ее рук и отдали Танабурсу для жертвоприношения в яме смерти. Эрке страшно кричала, потом ее угнали в новое рабство, в Силурию. Она считала меня погибшим, пока Танабурс не открыл ей, что я жив. Идя на юг по Силурии, я лихорадочно предвкушал объятия, слезы, прощение и счастье.
Вместо этого из-под одеял и шкур выползла, опасливо моргая, громадная женщина с давно уже не белокурыми, а грязно-сивыми волосами. Она была очень толста – целая гора дряблой старческой плоти, лицо круглое, как щит, глаза маленькие, злые и налитые кровью.
– Когда-то меня звали Эрке, – хрипло отвечала она.
Я попятился от запаха мочи и гнили. Женщина на четвереньках выбралась из лачуги и заморгала от солнца. Она была одета в лохмотья.
– Ты Эрке? – спросил я.
– Была когда-то. – Женщина зевнула, обнажив беззубые десны. – Давно. Теперь меня зовут Энна. – Она помолчала. – Безумная Энна, – горько добавила она, затем, вглядевшись в мой богатый наряд, спросила: – Кто ты, господин?
– Дерфель Кадарн, – отвечал я, – лорд Думнонии. – Имя ничего ей не сказало, и я добавил: – Я – твой сын.
Она никак не отозвалась на мои слова, только привалилась к ветхой хибарке, которая покосилась под ее весом. Женщина сунула руку под лохмотья и почесала грудь.
– Все мои сыновья умерли.
– Танабурс забрал меня, – напомнил я, – и бросил в яму смерти.
Казалось, мои слова для нее – пустой звук. Женщина лежала, привалясь к стене, огромное тело тяжело вздымалось от каждого натужного вдоха. Она гладила кошку и смотрела через залив, туда, где под низкими тучами чернел берег Думнонии.
– Когда-то у меня был сын, которого отдали богам в яме смерти, – сказала женщина наконец. – Вигга. Его звали Виг-га. Хорошенький мальчуган.
Вигга? Вигга! Имя было настолько грубое и безобразное, что я на несколько мгновений опешил, потом, давясь от отвращения к нему, выговорил:
– Я – Вигга. Меня назвали по-новому, когда вытащили из ямы.
Мы говорили на саксонском, которым я теперь владел лучше, чем моя мать, не слыхавшая его много лет.
– О нет, – сказала она, нахмурившись. По волосам ее ползла вошь. – Нет. Вигга был маленький мальчик. Совсем маленький. Мой первенец, и его у меня отняли.
– Я жив, мама, – проговорил я. Она притягивала меня и отталкивала; я жалел, что решил ее отыскать. – Я выжил в яме и помню тебя.
Я и впрямь помнил, только в моей памяти она была гибкая и стройная, как Кайнвин.
– Маленький мальчик, – протянула Эрке. Она закрыла глаза, и мне подумалось, что она спит, но она справляла нужду – желтая струйка вытекла из-под рубища и закапала по камням вниз, к жалкому костерку.
– Расскажи мне о Вигге, – попросил я.
– Я его носила, когда меня захватил Утер. Большой воин, Утер, с большим драконом на щите. – Она почесала укус; вошь спряталась в волосах. – Он отдал меня Мадогу, и в доме Мадога родился Вигга. У Мадога нам было хорошо. Он был добрый хозяин, жалел рабов, но пришел Гундлеус, и Виггу убили.
– Нет, – убеждал я. – Нет. Разве Танабурс тебе не говорил?
При упоминании друида Эрке поежилась и плотнее закутала грузные плечи в рваный платок. Она долго молчала, потом в глазах ее блеснули слезы.
По тропе к нам поднималась женщина, с опаской поглядывая на меня. Она бочком выбралась на каменный уступ, затем, обогнув меня, подошла к Эрке и присела рядом на корточки.
– Меня зовут Дерфель Кадарн, – сказал я, – а раньше звали Вигга.
– Я – Линна, – отвечала женщина на языке бриттов.
Она была моложе меня, однако тяжелая жизнь состарила лицо и сгорбила плечи; кожа почернела от угля, который надо было постоянно подкладывать в костры для выварки соли.
– Ты – дочь Эрке? – догадался я.
– Дочь Энны, – поправила она меня.
– Значит, я твой брат, – сказал я.
Вряд ли она мне поверила, да и с какой стати? Никто не возвращается живым из ямы смерти. Я выжил, поэтому Мерлин счел меня избранником богов и взял на воспитание, но как было объяснить это двум замученным женщинам?
– Танабурс! – внезапно воскликнула Эрке и подняла обе руки, чтобы защититься от зла. – Он забрал Виггиного отца! – Она завыла и закачалась из стороны в сторону. – Вошел в меня и забрал Виггиного отца. Он проклял меня, и Виггу, и мое лоно!
Ознакомительная версия.
