больниц, родильных домов, яслей. Я видел раннее утро нового Китая: прививали всем оспу, учили грамоте детей и взрослых, сносили трущобы Шанхая. Многие страны Азии тогда глядели на Китай как на чудотворного пророка. Когда я был в Дели в 1956 году, туда приехала китайская делегация, трудно рассказать, с каким восторгом индийцы ее встретили.
Исторические пути Индии и Китая различны, и вместе с тем есть между ними много сходства. За триста лет до нашей эры города Индии были снабжены канализацией. В III веке до нашей эры китайцы построили Великую стену, чтобы защитить страну от кочевников. Производство шелка китайцы начали за две тысячи лет до нашей эры; в V веке до нашей эры вырыли оросительные каналы, потом начали изготовлять бумагу. Китайцам принадлежит изобретение компаса, сейсмографа, фарфора, книгопечатания подвижным шрифтом (за четыреста лет до Гутенберга). Они изобрели порох и многое другое, о чем европейцы узнавали с большим запозданием от арабов. Правитель Индии Ашока в III веке до нашей эры сформулировал принципы мира, согласно которым он решил никогда не начинать войн. Когда мы защищали в Движении сторонников мира те же принципы, на нас многие нападали. Феодальные распри, вторжения, навязанные войны истощили два великих государства Азии как раз в то время, когда страны Западной Европы освоили порох, обзавелись артиллерией и военным флотом. Индию начали разбирать по кускам, львиную долю получили англичане. Китай продолжал существовать как государство, но ему предъявляли ультиматумы, посылали на его территорию карательные экспедиции, навязывали кабальные договоры. Индия добилась независимости в 1950 году, причем осталась членом Великобританского содружества. Китай стал Народной Республикой за год до того. Американцы создали «второй Китай» на острове Тайвань.
Каждый китаец помнит былые обиды. Стоит вспомнить хотя бы «опиумные войны», когда англичане, возмутившись запретом ввоза опиума в Китай, силой оружия добились продления права отравлять китайцев; это было в эпоху чартизма, роста тред-юнионов, в эпоху Диккенса, Теккерея, Тернера. Об этом я думал в Китае, потом в Индии. У народов Азии есть свои счеты с обидчиками, есть счета, которые нелегко погасить.
Вернусь к 1951 году. Немного осмотревшись, я понял, что форма жизни куда отличнее от привычной мне, чем ее содержание. Неруда и я поехали на кладбище – положили цветы на могилу Лу Синя. Там мы встретили знакомую китаянку: открыли братскую могилу жертв чанкайшистов, и она думала, что найдет останки своего мужа. Она пробовала улыбаться, как того требовала вежливость, и не выдержала – расплакалась. Мне рассказали историю несчастной любви. Поэт Ли Цин говорил мне о том, как трудно быть поэтом, и его слова напомнили мне некоторые страницы моей биографии. Я встретил читателей моих романов. Все было проще и сложнее, чем это кажется туристу, который ищет экзотики. <…>
В двадцатые годы журналы и газеты много писали о революционном Китае. Я знал про события в Кантоне, прочитал роман Мальро «Условия человеческого существования», французскую книгу о Конфуции. Я рассказываю о своем невежестве потому, что незнание Азии было общим грехом европейцев и оно позволяло образованному индийцу или китайцу относиться к интеллигенции Запада с некоторым презрением.
Два мира сосуществовали отнюдь не мирно, между ними была стена.
Киплинг писал, что Восток и Запад никогда не встретятся. Он родился в Бомбее, молодость провел в Азии, был хорошим поэтом, но, видя Индию, он ее не видел: на его глазах была повязка – идея превосходства Запада над Востоком.
Афоризм Киплинга мне кажется не только неверным, но и опасным – он нашел отклики повсюду. Теперь иные начинают поговаривать о превосходстве Востока над Западом. А Восток и Запад встречались, встречаются и, надеюсь, будут встречаться. Увидев японских художников XVIII века, я понял, чему у них научились мастера французского импрессионизма. Французские энциклопедисты изучали философов старого Китая. Английские филологи в середине XIX века многое почерпали из древнейшей индийской грамматики. Современный китайский театр произвел огромное впечатление в Париже и обогатил французских режиссеров.
У Востока и Запада общие истоки, и как бы ни были разнообразны рукава реки, которые то разъединяются, то сливаются, река течет дальше.
Идеи, основанные на единстве культуры, на солидарности людей и народов, могут стать универсальными, а расизм или национализм (безразлично, от кого он исходит), с его утверждением приоритета и превосходства, неизбежно порождает вражду, разобщает народы, принижает культуру и в итоге становится всеобщим бедствием. Об этом я часто думал в годы, когда писал эту книгу, думаю и теперь, слушая по радио поучения некоторых китайских догматиков. Вряд ли заря новой эры будет идиллической, но мне не верится, что люди, уверенные в превосходстве своей крови, своей религии или в абсолютной правоте своего толкования того или иного учения, осмелятся от словесного расщепления своих спорных истин и чужих, столь же спорных заблуждений перейти к оружию, способному уничтожить не только все заблуждения, но и все истины.
1960-е гг.
Вадим Михайлович Кожевников (1909–1984), прозаик, журналист, в 1949–1981 гг. главный редактор московского журнала «Знамя», был в КНР в 1951 г. в составе делегации советской общественности. Результатом его поездки были многочисленные рассказы и очерки о людях нового Китая, широко публиковавшиеся в периодике и позже собранные в книгах: «В великом народном Китае» (М., 1952, «Библиотека «Огонек», № 48); «Люди нового Китая» (М., 1954), «Живой мост» (М., 1954, «Библиотека «Огонек», № 9); «Народный солдат. Китайские рассказы» (М., 1955, «Библиотека «Огонек», № 14); «Такими гордится народ» (М., 1955); «Тысяча цзиней» (М., 1955). В 1958 г. по сценарию Кожевникова и Ли Шана был поставлен советско-китайский художественный фильм «Ветер с Востока».
ТАЙ ЛЮ
Я любил по вечерам, когда выпадало свободное время, бесцельно бродить по улицам старого города Пекина.
Подхваченный никогда не иссякающей рекой пешеходов, следуя ее неторопливому, семенящему течению, я добирался до самых окраин, где начинались огороды и поля, возделанные с поразительной тщательностью.
Пагоды из обветшавшего камня торчали, как зазубренные наконечники гигантских копий. Высеченные из серого скользкого мрамора изображения черепах, львов, мифических животных служили надгробиями на могилах старинных вельмож и военачальников. Жестокие деяния их прославлялись в жеманных и высокопарных стихах, написанных на поминальных таблицах, сделанных на дощечках из нетленного камфарного лавра.
И тут же брала свое начало черная стремительная лента нового шоссе. По шоссе катились сотни машин к огромным стройкам. Вдали возвышались железобетонные каркасы будущих цехов и заводских зданий. Стройки нового Китая вставали над глиняными хижинами, тесно прилипшими друг к другу.
Я немало побывал на новостройках Китая и видел много великих
