не обязательно приходить, дорогой, - сказала Шафран, доставая приглашение губернатора. - Я уверена, что это будет ужасно скучно. Хм ... Там написано: - “Джентльмены могут носить медали.” - Ничего о дамах, носящих их. И все же моя не подошла бы к платью, которое я собираюсь надеть.
- Учитывая все обстоятельства, я пойду как простой гражданский, - заметил Герхард.
- Наверное, это и к лучшему. - Шафран открыла еще одно письмо, адресованное исключительно ей, посмотрела на него несколько секунд, а затем сказала: - ‘Ну, что у нас здесь...?
Они сидели за завтраком на веранде, откуда открывался вид на водопой. Герхард собирался налить себе еще кофе. Он замолчал и вопросительно посмотрел на Шафран.
- ‘Рональд Стэннард написал мне,’ - сказала она. - В его письме говорится следующее. - “Дорогая миссис Кортни Меербах ... ” Боже, как бы я хотела, чтобы он перестал быть таким официальным и просто называл меня Шафран. Я знаю, он вежлив, но ...
Она вздохнула.
- “Кажется, я упоминал, что здесь есть несколько человек, в основном молодые, которые согласны с вами в том, что необходимо что-то предпринять в отношении того, как ведется кампания против Мау-мау. Но мы также хотим, чтобы Мау-Мау потерпели поражение, и мы, конечно, не хотим делать ничего, что могло бы выглядеть как предательство нашей страны. Так как же сделать одно без другого?"’
- ‘Это очень справедливый вопрос, - сказал Герхард, помешивая молоко в чашке, которую только что наполнил кофе. - И я точно знаю, что должны чувствовать Стэннард и его молодые друзья. Точно так же чувствовал себя и любой порядочный немец. И, моя дорогая, ты тоже должна быть осторожна. Если увидят, что ты идешь на войну против своего собственного сообщества, это не принесет тебе никакой пользы, и это также не поможет вашему делу, независимо от того, насколько оно справедливо. - Он отхлебнул свой напиток и спросил: - Как ты думаешь, чем это закончится?
- Ты имеешь в виду борьбу с Мау-Мау? Конечно, мы победим. Это займет некоторое время, но в конце концов у нас будет слишком много сил, чтобы у них был хоть какой-то шанс победить нас.
- Да, но после этого ... Что будет потом?
- ‘О, это очевидно, не так ли? Кения получит независимость. Так и должно быть. Как только люди ясно дали понять, что не потерпят, чтобы ими управляли, игра окончена. И самое глупое, что в глубине души все это знают. Я имею в виду, как только Индия доказала, что можно покинуть империю, ну, это был только вопрос времени.
- ’А если страна обретет независимость, кто ее возглавит?
- Кеньятта, я думаю, если мы не убьем его первыми.
- И он будет хорошим лидером?
- ‘Кто знает? Но он, безусловно, умен и, по-моему, довольно мудр, а это совсем другое дело. Скажем так, Кения могла бы сделать гораздо хуже.
- ’И он уважает вашу семью, верно?
- Думаю, да.
- Тогда вот тебе мой совет. Сейчас ничего не делай. Пусть история идет своим чередом. И когда родится новая Кения, тогда вы, со всем богатством и статусом вашей семьи, сможете лучше всего послужить этой стране, используя эту привилегию с пользой".
- Если я это сделаю, ты поможешь мне?
- Разумеется.
- Тогда я подумаю об этом, хотя сейчас предупреждаю, что “ничего не делай” никогда не было в моем стиле. Но в любом случае, могу я закончить письмо бедного Стэннарда?
- “Мы, по крайней мере, сделали все возможное, чтобы сделать жизнь Де Ланси как можно более несчастной, хотя, к сожалению, это не поможет спасти людей, с которыми он плохо обращается. Но, на более светлой ноте, я надеюсь, что вы придете на вечеринку в саду губернатора. Есть кое-кто, с кем я очень хотел бы вас познакомить. Я считаю, что он самый интересный и впечатляющий человек на нашей стороне в войне, и я точно знаю, что он жаждет встретиться с вами и пораскинуть мозгами. А до тех пор искренне Ваш, Р. Стэннард”.
- Что ж, это интригует, - сказал Герхард. - Мы, конечно, должны присутствовать на вечеринке.
- Ты не будешь возражать, если я брошу тебя в пользу лучшего кенийского игрока в крикет?
- Вовсе нет. Ты не будешь возражать, если я буду купаться в обожании женщин, которые находят пилотов истребителей дьявольски привлекательными, даже вражеских?
- Тьфу! Они не посмеют приблизиться к тебе. Они все боятся меня разозлить.
- ‘Я знаю, что они чувствуют, - со смехом ответил Герхард.
Шафран швырнула в него булочкой. Герхард поймал ее одной рукой.
- Передай мне масло, - сказал он спокойно, как будто она вежливо протягивала ему булочку. - И мед, пожалуйста.
- Ты действительно самый ужасный, мерзкий гунн, - сказала Шафран, хотя ее тон был скорее приглашением, чем обвинением.
- Иди сюда.
Она обошла стол и села к Герхарду на колени. Он обнял ее за плечи.
- Почему бы нам не поехать в Найроби накануне приема? - сказал он. - Оставим детей здесь с няней.
- Мммм ... - промурлыкала она.
– Давай остановимся в новом "Стэнли", лучшем номере - там будет тише, чем в "Мутайге".
- И более приватно.
- К тому времени, когда мы пойдем на прием, мы будем знать, почему никто другой не смог бы нас соблазнить.
- Беру свои слова обратно, - сказала Шафран, быстро поцеловав Герхарда. - ’Ты очень милый старый гунн, правда.
***
Пруденс Де Ланси была в ярости.
- Ты обещал мне, что мы пойдем на вечеринку в саду губернатора! - крикнула она, повысив голос. Она расхаживала взад и вперед по их тесной кухне, на грани того, чтобы разрыдаться. - Ты сказал, что это абсолютно решенная сделка. Это были твои точные слова, не так ли?
Де Ланси сидел за кухонным столом. Он ожидал, что жена подаст ему ужин. Вместо этого ему пришлось смириться с этой истеричной тирадой. Он ничего не сказал.
- Разве не так? - повторила Пруденс. - Отвечай, черт возьми!
- Да, дорогая, - сказал он, едва сдерживая желание
