пуль, плющащихся о каменные стены, и вдобавок ко всему крики капитана Слингсби, расхаживающего по комнате и требующего от солдат, чтобы они смотрели противнику в глаза.
Часть его проблем снял португальский майор.
– Я прикрою эту сторону, – сказал он, указывая на восток.
Сторона была не самая тяжелая, но лейтенант искренне поблагодарил португальца – все-таки одной заботой меньше. Основной огонь шел с запада, однако главную опасность представляли север и юг – стоит французам понять, что эти стороны остались без прикрытия, как они мгновенно сосредоточатся именно там.
– Надо пробить бреши в торце, сэр, – сказал Хэгмен, догадавшись, что заботит командира, и незамедлительно взялся за дело.
Не зная, чем еще заняться, Буллен подошел к двери и выстрелил из пистолета. В следующий момент порыв ветра смел туман, и его взгляду предстала заполненная французами долина. Большинство из них наступали в сторону форта, откуда по ним, добавляя дыма к туману, била артиллерия.
Еще один красномундирник свалился у окна с пробитой головой. Другому пуля попала в руку, он выронил мушкет, который выстрелил и ранил бедолагу в колено. Грохот за окном не стихал, стук пуль о каменную стену напоминал барабанную дробь, и на лицах солдат все явственнее проступал страх. Не добавляло мужества и поведение Слингсби, который, потрясая саблей, требовал стрелять быстрее.
– Огонь! – орал капитан, роняя слюну и пошатываясь. – Огонь! Покажите им ад!
В левой руке он держал фляжку, то и дело прикладываясь к ней, и Буллен, поддавшись в какой-то момент злости, толкнул его так, что Слингсби шлепнулся на задницу. Еще одного красномундирника ранило у двери щепкой от расколотого пулей мушкета. К двери никто не подходил, и в глазах людей все чаще мелькал уже не страх, а ужас. Звук стрельбы усиливался эхом, крики французов звучали, казалось, совсем близко, на холмах громыхали орудия, а в комнате клубился дым, лилась кровь и нарастала паника.
Потом протрубила труба. Сигнал был какой-то странный, – по крайней мере, Буллен такого еще не слышал. Мушкетный огонь стал понемногу стихать и прекратился, а после второго сигнала стоявший у западного окна красномундирник крикнул, что видит француза, размахивающего белой тряпкой.
– Прекратить огонь! – скомандовал Буллен. – Прекратить огонь!
Осторожно подступив к двери, он увидел идущего по тропе высокого француза в белых рейтузах и кавалерийских сапогах. Решив, что его людям лучше не слышать, о чем пойдет речь, лейтенант вышел за дверь и снял кивер. Он и сам не знал, зачем это сделал, но, поскольку никакой белой тряпки не нашлось, такой жест показался ему в данной ситуации вполне уместным.
Они сошлись в двадцати шагах от фермы. Француз поклонился и снял с конца сабли носовой платок.
– Позвольте представиться – капитан Жюль Дерэн. – Его английский был безупречен. – Имею честь служить адъютантом генерала Саррю.
Он положил платок в нагрудный карман и убрал саблю в ножны, причем сделал это так резко, что рукоятка звякнула, ударившись о ножны. Звук получился неприятный.
– Лейтенант Джек Буллен.
Дерэн выжидающе посмотрел на него и, когда продолжения не последовало, спросил:
– Вы из какого полка, лейтенант?
– Из Южного Эссекского.
– Ага… – протянул Дерэн, мягко намекая, что никогда не слышал о такой части. – Мой генерал отдает должное вашей доблести, лейтенант, но хочет довести до вашего сведения, что дальнейшее сопротивление равнозначно самоубийству. Вы можете облегчить свою судьбу, если сдадите эту позицию.
– Нет, сэр, – не дослушав француза до конца, сказал Буллен.
Согласиться на капитуляцию вот так, легко, после первого же предложения, он не мог.
– Понимаю ваши чувства, лейтенант. – Дерэн опустил руку в карман, вытащил часы и ловким щелчком открыл крышку. – Через пять минут к мосту подтянут пушку. – Он кивнул за спину, в сторону затянутой туманом тропы. – Думаю, три-четыре выстрела убедят вас лучше моих слов, но если вы сдадитесь раньше, то сохраните себе жизнь. В противном случае у меня больше не будет возможности повторить это предложение, и тогда уж я не смогу нести ответственность за поведение моих людей.
– В моей армии, – сказал Буллен, – офицеры ответственны за все.
– Слава богу, я не в вашей армии. – Дерэн снова снял кивер и поклонился. – У вас пять минут, лейтенант. Доброго дня.
Француз повернулся и ушел. Буллен огляделся. Вольтижеры были кругом, не только на тропе, но и по обе стороны от фермы, которая выглядела островком в болоте, принадлежащем скорее французам, чем союзникам. Чувствуя на себе взгляды вольтижеров, лейтенант вернулся в дом.
– Чего они хотят, лейтенант? – спросил португальский майор.
– Чтобы мы сдались, сэр.
– И что вы ответили?
– Что мы не сдадимся, – ответил Буллен, и его люди заворчали, но было ли то ворчание одобрением или осуждением его решения, сказать трудно.
Португалец, взяв лейтенанта за руку, потянул его к камину.
– Я майор Феррейра, – доверительно сообщил он, – и мне крайне важно достичь наших позиций. То, что я скажу, вам, скорее всего, не понравится. Согласитесь на капитуляцию. – Майор вскинул руки, предвосхищая протесты англичанина. – Но поставьте условие. Скажите, что с вами пятеро гражданских и что эти люди должны беспрепятственно уйти.
– Пятеро гражданских? – недоуменно спросил Буллен.
– Мне придется переодеться, – с беззаботным видом кивнул Феррейра. – Мы пройдем через французские позиции, вы капитулируете, а лорд Веллингтон узнает о принесенной вами жертве. У меня нет ни малейших сомнений, что вас вскоре обменяют.
– Моих людей никто обменивать не станет, – возразил Буллен.
Феррейра улыбнулся:
– Я отдаю вам приказ, лейтенант.
Он торопливо стащил мундир, решив, очевидно, что отсутствие формы поможет ему выдать себя за гражданское лицо. Другие португальцы подошли ближе, окружив лейтенанта плотным кольцом. Маневр их явно был рассчитан на то, чтобы склонить Буллена к нужному для них решению.
– А я тебя узнал! – подал вдруг голос сидевший у камина Слингсби и протянул руку в направлении здоровяка. – Тебя Шарп побил.
– Вы кто такой? – холодно
