возмущением. Многолетний черный пиар и работа «пятых колонн» уже подготовили подходящую почву. Потрясены были монархисты, часть либералов, простонародья. Но не в таком количестве и не настолько, чтобы в порыве негодования смести преступников. Даже на Поместном Соборе Православной Церкви, продолжавшем свои заседания, вопрос о том, служить ли панихиду по убиенному государю (о смерти семьи еще не знали), пришлось выносить на голосование! Священнослужители обсуждали — служить ли панихиду по собственному православному царю!
Однако Господь уже Сам взялся наставлять Церковь. Наставлять сурово, но ради ее же спасения. Собор созывался как вполне революционный орган, одурманенный химерами «свобод», откровенно нацеливался на либеральные реформы православия. Но на Церковь сыпались удары, и дух Собора за год кардинально изменился. Кто-то из делегатов отпадал, кто-то был уже арестован или убит. А другие начинали смотреть на революционные процессы совсем иными глазами. Теперь главной задачей Собор стал видеть уже не реформы, а сбережение Церкви и Веры в чудовищных бурях. Число делегатов сократилось до 143, из них против поминовения государя проголосовали лишь 28, а 3 воздержались. Панихиду патриарх Тихон все-таки отслужил.
Но ведь если разобраться, она была нужнее и важнее не убитому императору — а тем, кто служил ее. А государь Николай Александрович, его чудная и чистейшая супруга Александра Федоровна, мальчик Алексей и три дочери ушли. Украсившись венцами Мучеников, они ушли в такое далекое, но и такое близкое для каждого человека Царство — Небесное. С ними ушли и вернейшие слуги, они сами сделали выбор, что хотят сопровождать царскую семью до конца, — и на Небо тоже проводили. А там уже ждал их и встретил лучший душевный друг, еще один Мученик, Григорий Ефимович…
Вместо заключения
Царь грядет!
Россия лежала в хаосе. Ее первоклассная промышленность была разрушена. Города погрузились в холод, темноту, нищету — без отопления, электричества, без хлеба. Ветер свистел в выбитых окнах опустошенных деревень, над незасеянными полями. Земля наполнялась миллионами трупов — павшими в братоубийственных сражениях, расстрелянными, вымершими от тифа, от голода. Только погибшими страна потеряла 12–13 % своего населения. Не считая раненых, больных, искалеченных — и морально искалеченных. Около 2 млн человек оказалось в эмиграции.
А заказчики пожинали плоды своих операций. Эстонии в награду за предательство белогвардейцев предоставили очень выгодную роль офшора для связей с зарубежными странами. Первым товаром, хлынувшим на запад через порт Таллина, стало русское золото. Под маркой фиктивного заказа на строительство паровозов его тоннами вывозили в Швецию. Руководил аферой Троцкий, а участвовали знакомые нам лица. Друг Горького нефтепромышленник Гуковский стал советским наркомом финансов, его же назначили полпредом в Эстонию, контролировать отправку золота. Перевозки курировал Ломоносов — обеспечивший с Бубликовым поворот царского поезда в псковскую ловушку. В Стокгольме золото принимал Ашберг, оно переплавлялось, на него ставились шведские клейма. После чего его отправляли в другие страны. Значительная часть осела в США — в сейфах Шиффа и Моргана.
Неисчислимые ценности утекали и под флагом Коминтерна, через кормушки «братских компартий». Еще одним благодатным полем для наживы стал катастрофический голод 1921–1922 гг., вызванный политикой продразверстки. Сверхприбыли гребла американская комиссия помощи голодающим под руководством министра торговли и совладельца уральских предприятий Гувера. На Генуэзской конференции Чичерин провозгласил отказ от царских долгов, и в советской истории это преподносилось как величайшая победа ленинской дипломатии. Но не мешает вспомнить: долги царского правительства обеспечивались золотом. Залог находился в Банке Англии. Отрекшись от долгов, большевики подарили его англичанам.
Потом последовал разгром Церкви, и на Запад устремился поток награбленных церковных ценностей (оптовым посредником выступил германский банкир Макс Варбург — брат американских Пола и Феликса Варбургов). За бесценок сбывались и уникальные произведения искусства. На этом поприще работала жена Троцкого, возглавившая правление Главмузея. Зарубежные выставки с распродажей устраивала жена Каменева — сестра Троцкого. А ее партнером в США стал Чарльз Крейн.
Россию разворовывали, и одновременно в нее внедрялись иностранные концессии. С предпринимателем Вандерлипом, представлявшим группу концернов США, Ленин и Троцкий заключили в октябре 1920 г. соглашение, отдавая в концессию американцам на 60 лет всю Камчатку и земли Сибири восточнее 160‑го меридиана. В Петропавловске-Камчатском США должны были построить военно-морскую базу. Этот проект не удался, его сорвали японцы [31]. Но реализовывались другие.
Под руководством Билла Шатова, приехавшего из Чикаго, была создана «Автономная индустриальная колония» из нескольких сотен американских ученых, инженеров, организаторов. Ленин отдал этой колонии шахты и предприятия Кузбасса, сталелитейный завод в Надеждинске на Урале, намечал также отдать заводы в Томске, кожевенные, обувные фабрики, химические и деревообрабатывающие комбинаты [16]. Южный Урал, где расправились с царской семьей, конечно же, достался англичанам. Здешние заводы и рудники в 1925 г. получила в концессию компания «Лена Голдфилдс». В Закавказье, на нефтяные месторождения, запустили американскую «Стандарт Ойл», нефтепроводы передали американской фирме «Фондейшн энд Ко».
Падение империи и превращение ее в «трофей» чужеземных хищников обеспечили «пятые колонны». Но сами «пятые колонны» не побеждают никогда. Их только используют. Ни один их деятелей, приведших Россию в пропасть, не достиг за границей того положения, какое занимал на родине. Председатель Думы Родзянко эмигрировал в Югославию, куда эвакуировались остатки белой армии Врангеля. Но на чужбине многие офицеры стали прозревать, ностальгически вспоминать о монархии. Родзянко оценивали совсем иначе, чем перед революцией, многие не отказались бы прикончить его. Он прятался от соотечественников, жил в деревне, где и умер.
Князь Львов поселился в Париже. В «Нэйшел Сити Бэнк» у него хранились огромные средства Земгора, и он стал создавать организации для поддержки эмигрантов. Но и здесь его обошел человек, имеющий больший вес в теневой иерархии, Коновалов. Оттеснил от руководства Земско-городским комитетом, от денег, Львов умер в крайней бедности. А Коновалов стал одной из самых влиятельных фигур Русского Зарубежья, членом Временного совета русского масонства в Париже, финансировал издание эмигрантских газет, учебные заведения.
В связке с ним устроился Милюков. Он эксплуатировал свою былую популярность, возглавлял во Франции эмигрантские демократические организации, союз русских писателей и журналистов, совет профессоров Франко-русского института. Гучков вовремя перевел средства в Англию и ни в чем не нуждался. Свою страсть к политическим заговорам он пытался реализовать в нелегальной борьбе с большевиками. Хотя результаты были нулевыми, и в собственном доме за Гучковым присматривало ОГПУ, завербовав его дочь.
Керенского пригрели
