Короткий рывок. Хруст ломающихся позвонков. Мелодичный звон расстегиваемых пряжек.
Через несколько минут темная тень проскользнула под кактусом, звякнула коротковатой кирасой и легла на место, еще не успевшее остыть.
Если кто из солдат Кортеса заметит новичка, то сочтет его одним из людей Нарваэса, и наоборот.
Пятый день отряд конкистадоров, сильно пополнившийся за счет примкнувших к нему солдат Нарваэса, брел по обезлюдевшей стране. Города и деревни встречали их пустыми глазницами окон и теплой золой очагов. Жители уходили, прихватив с собой все съестное, что могли унести. На дорогах, обычно запруженных караванами носильщиков и паланкинами касиков, не было ни души.
Ромка, с трудом передвигая ноги, налитые усталостью, плелся позади меченосцев, которыми когда-то командовал. По-прежнему никто не обращал на него внимания, хотя и не пытался прогнать. Он сам, по доброй воле решил вернуться с конкистадорами в Мешико.
Мама была за тридевять земель, в далекой, заснеженной сейчас Московии. Нависшая над ней опасность была призрачна и неопределенна, а отцу грозит смерть при любом исходе событий, происходящих в столице. И все равно этот выбор его тяготил.
Первые новости о том, что происходило в городе, дошли до конкистадоров в Талашкале. По словам нескольких человек, выбравшихся из столицы и вернувшихся домой, выходило, что сразу после ухода отряда на Семпоалу Педро де Альварадо без всякой видимой причины напал со своими солдатами на главный храм. В то время там были священные танцы в честь Уицилопочтли и Тескатлипоки. На празднестве присутствовало множество видных военачальников, касиков и жрецов, и почти все они были преданы смерти. Оставшиеся в живых собрали отряды и бросились мстить конкистадорам. Вокруг дворца Ашаякатля закипела битва. Длилась она шесть дней и семь ночей и прекратилась, только когда до столицы дошли известия о победе над Нарваэсом и возвращении усиленного отряда. Около десятка испанцев убиты, почти все ранены, многие тяжело. Часть дворца сожжена, поставки воды и еды прекратились. Мотекусома мог покинуть дворец, но остался с осажденными.
Дав людям полдня на роздых, устроив смотр и точную перепись, Кортес повел людей на Мешико. У него было тысяча триста солдат, девяносто шесть всадников, восемьдесят арбалетчиков и столько же аркебузиров. Касики Талашкалы дали ему отряд из двух тысяч отборных воинов.
Впереди показались высокие пирамиды, стоящие у входа на дамбу. Огни на их вершинах не горели, караульные вышки тоже пустовали. Лодок на озере не было, лишь вдалеке, на грани яви и воображения, маячили едва различимые темные черточки.
Не замедляя хода, отряд стал втягиваться в узкое горлышко дороги. Защелкали кресала, задымились фитили, заскрипели воловьи жилы на заряжаемых арбалетах. Первая площадь, образованная сходящимися дамбами, оказалась пустой, как и вторая. Лишь на вершине одной пирамиды курился легкий белый дымок. Главные ворота — снова никого. Пустынные улицы, оставленные храмы, каналы с сиротливо покачивающимися лодками, тряпки и домашняя утварь, оброненные во время поспешного бегства. Обезлюдевший главный рынок производил гнетущее впечатление.
Первые улыбки на лицах солдат Кортеса появились, только когда они увидели, как взлетают в небо шлемы и перчатки защитников дворца Ашаякатля, радующихся как дети. Даже отсюда видно было, что постройке сильно досталось. Несколько башен обуглились и обвалились, часть стены была разломана и завалена корзинами с землей и камнями.
Побитые и исцарапанные ворота со скрипом растворились. Не глядя на делегацию, приготовившуюся к встрече, и не слушая приветственных криков, Кортес вихрем влетел во двор, кинул поводья подвернувшемуся солдату и велел позвать Мотекусому. Кивком приказав ошарашенному его холодностью Альварадо следовать за ним, капитан-генерал скрылся под сводами дворца.
Приложив ладонь козырьком ко лбу, Мирослав задумчиво наблюдал, как мешики вылезают из укрытий, подплывают на лодках, спешат по дамбе вслед за ушедшим отрядом. Они растаскивали настил моста, отрезая от внешнего мира восставший город.
Сокрушенно покачав головой, русский воин огляделся, заприметил вдали индейца-рыбака, чинящего какую-то снасть, шагнул под сень деревьев и мгновенно в ней растворился.
Через пять минут пирога, смрадно воняющая рыбой, летела над волнами, подгоняемая сноровистой рукой. Сидящий в ней человек не был похож на мешика, но наступающие сумерки и пук птичьих перьев в голове отлично его маскировали. Да и некому было особо интересоваться одинокой лодкой посередине озера. Все люди, способные держать оружие, были уже за городскими стенами.
Кортес зашел в небольшую комнату, приспособленную под кабинет королевского нотариуса, сбросил бумаги со стола прямо на пол и уселся, вперив в пространство горящий взгляд. Альварадо устроился напротив. Лже-Мотекусома появился минут через пять, одергивая длинные одеяния и поправляя неизменную шапочку с перьями.
— Мой сын благополучно отбыл на Кубу?
— Нет, — ответил капитан-генерал. — Он предпочел вернуться, дабы защищать вас от возможной опасности. Впечатляющий пример сыновней любви.
— Но вы обещали!.. — вскричал Мотекусома.
— Я свое слово сдержал, довел его до Семпоалы. Оттуда он был волен двинуться в Вера-Крус, к кораблям, но предпочел… Впрочем, оставим это. Дон Педро, хотелось бы выслушать вашу историю.
— Да что тут говорить, — махнул рукой капитан. — Они хотели его освободить. — Он махнул рукой в сторону Мотекусомы. — Потому и полезли. Такие разговоры в городе пошли сразу после вашего отъезда. А как поползли слухи, что вы победили, но не думаете садиться на корабли и отплывать на родину, а намерены вернуться в Мешико с еще большей силой, решили сначала нас прикончить, а потом и вас встретить засадой.
— А зачем было нападать на мешиков во время их религиозных церемоний? — резко спросил Кортес. — Ведь вы сами позволили.
— Да, позволил. Но мне донесли, что как раз после нее они и собирались напасть. У них в храмовом дворе оружие было, отряды собраны на соседних улицах. Зная о готовящейся измене, я подумал, что лучше опередить ее, дабы отбить охоту поднимать на нас руку.
— Не надо лгать, молодой человек, — раздался в комнате красивый бархатный баритон Мотекусомы. — Во время этих празднеств жрецы выносят из потайных комнат храма множество золотых идолов тончайшей работы, сплошь покрытых драгоценными камнями, и массу других золотых изделий. Думаю, желание захватить их и стало всему причиной.
— Врешь, мерзкий старик! — закричал Альварадо, вскакивая со стула, и в руке его блеснул кинжал.
