Владимир Рыбин, Василий Головачев, Рекс Стаут
Искатель. 1981. Выпуск №2
№ 122
ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ ГОД ИЗДАНИЯ
© «Искатель», 1981 г.
На I-IV стр. обложки и на стр. 2 и 51 рисунки Г. НОВОЖИЛОВА.
На II стр. обложки и на стр. 52 рисунки А. ГУСЕВА.
На III стр. обложки и на стр. 88 рисунки В. ЛУКЬЯНЦА.
Повесть
В этой колонии все было серое – серые бараки, серая земля между ними, серые заключенные, каждое утро молчаливой колонной уходившие на работы и вечером возвращавшиеся к своим трехэтажным нарам. Все краски словно бы были вытеснены за проволочный забор. Там, за забором, бушевала тайга – густо зеленели разлапистые тисы, золотистые сосны, яркой белизной стволов выделялись березы. Чего только не было в этой тайге! Казалось, природа забыла об извечном распределении растительности по климатическим поясам и перемешала все – северные лиственницы и южные лианы, мягкие бархатные деревья и кряжистые кедры, тенелюбивые ели и солнцелюбивые дубы. А в колонии не росла даже трава. Прежде она, конечно, росла и здесь, но привыкшие к буйству таежных кустов и трав заключенные не замечали ее меж бараков, не жалеючи перетирали ребристыми подошвами больших арестантских чеботов, сделанных из автомобильных покрышек. И трава исчезла, обнажив сухую, окаменевшую на солнце почву.
Здесь всегда стояла тишина. Днем заключенные были на работах, а вечером, намаявшиеся на лесоповале, они засыпали, едва добравшись до своих нар. Только дважды в сутки, утром и вечером, начинал звенеть серый громкоговоритель, висевший на сером столбе возле караулки, и зычным голосом выкрикивал команды и распоряжения, пугая ворон, соек и прочую таежную мелочь.
Был полдень. Под столбом на сером вытертом чурбаке сидели два человека – здоровый парень с черными зубами чифириста и широко расставленными руками борца и хилый мужичонка с лицом, заросшим до такой степени, что маленькие глаза его, зажатые между низко надвинутой шапкой и поднявшейся до щек бородой, сверкали словно из амбразуры. Перед ними стояли носилки с мотками проволоки и веревок.
Солнце припекало, но они не снимали ни шапок, ни телогреек, парились, привыкшие к неписаному закону: что на тебе, то твое. Сидели и молчали, ждали, когда выйдет конвоир и поведет их с носилками через тайгу, через болота и мари к тому пятачку, где на новой лесосеке строились новые бараки и куда этой осенью должна была перебраться вся колония.
Впрочем, это была вовсе и не колония, а так, «огрызок колонии», как выразился однажды начальник их подразделения Дуб, получивший эту кличку за фамилию Дубов и за вид свой, коренастый и угловатый, как у старого дуба. Сама колония находилась далеко, а это место называлось странным словом «командировка». Видно, потому, что кочевало, перебиралось от одного лесного массива к другому.
– Два зэка заменяют одну лошадь, – глубокомысленно изрек парень, пнув носилки.
Мужичонка никак не отозвался на реплику.
– Не надорвешься, Мухомор? – спросил парень, все так же не поворачивая головы.
И снова мужик промолчал.
– Язык отсох?
– Давно отсох, – сказал мужик.
– С тех пор как тебе его прищемили?
– Кто прищемил?
– Видно, начальник. Раньше ты к нему часто бегал.
– Надо было, вот и бегал.
– Сиксотничал?
– Дур-рак!
Парень привстал угрожающе. Но в этот момент сверху послышалось очень похожее:
– Ар-рак!
На сером рупоре громкоговорителя сидела черная ворона и каркала, словно передразнивала. Мужик взглянул на нее, насмешливо блеснул глазами из своей амбразуры. Парень тоже рассмеялся, сел, спросил миролюбиво:
– Сколько тебе, Мухомор?
– Все мои.
– Я не про срок, а про жизнь спрашиваю. Бородища больно здорова.
– От комаров спасает.
– Дикий ты, Мухомор. Я же вот бреюсь.
– Здесь-то? – сказал мужик и огляделся. – Здесь не комары, а комарики.
– А где комары?
– В тайге.
– Это что – не тайга?
– Настоящей тайги ты не видывал. Да и вообще, – он недоверчиво оглядел его с ног до головы, – что ты видел в своей жизни?
– Побольше твоего, – усмехнулся парень. – Погулял дай бог каждому.
– За что сидишь?
– Так, ни за что. А ты?
– Я человека убил.
Парень недоверчиво и удивленно поднял глаза, хотел что-то сказать, но тут на пороге караулки показался Дубов, встрепанный, без шапки, посмотрел на них, почесал щеку и спросил непонятно:
– Сидите? Ну сидите, сидите.
Он повернулся, закрыл за собой дверь. И тут же снова выглянул.
– Сизов, поди сюда. – И, не дожидаясь, когда мужичонка подойдет, спросил его: – Дорогу на новую командировку знаешь?
– Нет, не знаю.
– А, черт! – выругался Дубов. – А ты? – крикнул он парню.
– Два раза гоняли.
– Не гоняли, а водили.
– Так точно, гражданин начальник, два раза не гоняли, а водили.
Парень был серьезен, но глаза его насмешливо поблескивали.
– Поговори у меня!
Дубов протянул руку назад, достал фуражку, сдунул с нее что-то, надел, снова перешагнул порог и встал над парнем, высокий, строгий в своей новенькой гимнастерке, перетянутой армейским ремнем, в широких галифе и тяжелых яловых сапогах.
– Поговори у меня! – повторил ом. Подумал и добавил неожиданное: – Послать-то с вами некого. Одних отправить, что ли? Без конвоя? Срок у обоих плевый, наматывать себе не будете. Да и некуда вам бежать, окромя как обратно сюда же.- Он помолчал, словно давал им время опомниться и оценить его благородство. – Старшим мог бы ты, – ткнул он пальцем в парня. – Не сбежал бы? Ты ж себе не враг?
Парень ухмыльнулся. Нет, он не был себе врагом. Дураком был – это точно. Иначе бы не вкалывал тут. Воровал, бывало, но по-умному, не попадался. А влип по глупости. Дал соседу по морде – всего и делов-то. Ну, в больницу соседа увезли, так ведь сам виноват: полез к его Настасье. Дать-то дал, а чего добился? Сам сел, а сосед на воле остался, возле Настьки…
– Ну? Чего молчишь?
– Не бось, деру не дам, – сказал парень.
– А как дашь, так и возьмешь. Сколько по этой тайге погуляешь? «Зеленый прокурор» – он ведь не помилует, – выживешь, так через неделю вернешься. И за каждый день получишь по году. Устраивает? Не устраивает, – сам себе ответил он. – Да и чего тебе бежать-то при таком сроке? Год остался. На параше отсидеть можно…
Дубов знал немудреную психологию своих подопечных и любил порассуждать на популярную среди осужденных тему о «прогнозировании будущего». Ему непонятен был только вот этот мужичонка, Сизов. Интеллигент вроде, а все помалкивает, не бандит, а говорит – человека убил.
