У нас все при деле. Куда ни глянешь, все чем-то занимаются. Кто-то арифметику на электронике считает, вычисляет разы качественного рывка народного благосостояния и свободу слова. Кто-то за письменным столом увеличивает надои. А есть еще те, кто мусор выносит. Ей-богу, грех жаловаться… Да и условия для этого созданы подходящие, иногда даже и зарплату платят.
Соответственно, все вокруг умные, есть даже интеллигентные…
Именно в таких благостных условиях сидим, работаем.
Мужик ворвался. Кричит:
- Там, нашего бьют!
Человек примерно десять, не меньше, в основном интеллигенция, сорвались с насиженных мест.
Кроссворды, чай, бутерброды, все… буквально все побросали, побежали смотреть. Интересно же.
Смотрим.
Точно.
Нашего бьют.
Двое.
На всякий случай отодвинулись подальше.
Стоим.
Смотрим.
Мать честная! Да, не просто бьют — уродуют. И все это происходит днем, в наше полнолюдное время. На улице не средневековье, какое-нибудь, а век победившего технического прогресса…
Кто, как может, сочувствует. Наш все-таки!
Проходящая мимо старушка с веслом тоже стала его жалеть. Шамкнула: «Это ж, итить, вашу мать… Озорники…»
Школьники подошли.
Позже подтянулась милиция. Помогая себе руками, сурово сдвинула лоб в гармошку, с таким строгим выражением посмотрела окрест. Выяснила, что ничего страшного не происходит и пошла дальше, бороться с преступностью.
Наш-то?
Ничего себе, пока держится.
Лежит на земле достойно. Отодвинулся от грязной лужи и лежит.
Клубочком свернулся.
И стонет. Достоверно так, жалобно. Кровь в жилах стынет от таких стонов.
Ну, мы, конечно, еще дальше отодвинулись, чтобы кровью не забрызгало.
Интересуемся у тех двоих:
- За что бьете, ребята?
- Да, ни за что, — отвечают. — Так просто.
- Ага. Шутейно, стало быть, — догадались мы и сразу, как-то полегчало.
Получается, что ничего страшного не происходит. Ведь без злобы все движется, а то люди сейчас, у-у-ух… Очень злые. Агрессии много в обществе накопилось. Плюнуть спокойно нельзя, обязательно в злого попадешь.
Солнце выглянуло, озарило посветлевшие лица.
Наш к тому времени уже затих.
- Может, желающие есть вмешаться или прийти на помощь? — интересуются они, продолжая наносить нашему побои и увечья.
- Нет… — говорим. — Ничего страшного. Не обращайте на нас внимания. Мы и так постоим…
- Тогда ладно, — соглашаются они.
Еще побили… Потом добавили…
Да и пошли себе, должно устали.
А наш, ничего себе.
Молодец!
Полежал еще минут двадцать.
Встал.
Отряхнулся. Видно, что не лахудра какая-то. Аккуратист.
Да и пошел работать.
Вот такие они — наши люди.
Приятно за них.
Посветлевшие, с глубоким чувством собственного мужского достоинства и большой человеческой гордости за наших, разошлись и мы.
Почему кто-то постоянно уговаривает себя и других: весна, весна — природы пробужденье. Ничего хорошего в ней нет, в этой весне. Грязюка, сырость, насморк со всех сторон… Проще говоря — зябко и неуютно.
Неприятный, вечерний дождь, нудно лупил по спинам двух теней, явно не по своей воле, бредущих в кромешной темноте. Моросящая дрянь, норовила хлестнуть по лицу, попасть за шиворот и сделать жизнь, еще противней, чем она есть на самом деле.
Вытаскивая ноги из очередной вязкой лужи, одна из теней вдруг совершенно спокойно и буднично произнесла.
- Смотри, Житан, подведешь меня, головы тебе не сносить.
Тот, к кому обращались, испуганно втянул голову в поднятый воротник плаща и поежился. Холодный ветер, моросящий дождь и прогулка по непролазной грязи заброшенной стройки, настроения и так не добавляли, а здесь еще этот неприятный, таящий скрытую угрозу голос.
- Ты, че, Старшой, — он отмахнулся, как будто в первую очередь уговаривал себя. — Все, будет нормально. Или я тебя когда-нибудь подводил?
Тот, которого назвали Старшой, ничего не ответил, только неприятно ухмыльнулся. По его выразительному, неприятному оскалу чувствовалось, что подводил, и еще, как подводил…
- Ладно, не бзди, — он остановился, прислушался к завыванию ветра и произнес. — Пошли быстрее, на месте разберемся с твоими проблемами.
И немного погодя, задал основной вопрос: «Значит, говоришь, деньги большие предлагали, за то, если ты найдешь и приведешь меня к этим людям».
- Точно… И ведь они вышли на меня совершенно случайно. Я их хорошо не знаю, но богатые… Угощение выставили славное, с мощной выпивкой… — Житан хотел еще что-то добавить, но они уже вышли к тому месту, где была назначена встреча.
* * *
Среди непролазной грязи стройплощадки, бывшей когда-то ударной стройкой районного социализма, одиноко и сиротливо стояла покосившаяся строительная бытовка, с выцветшими буквами перед входной дверью «Штаб ударной стройки». Дверь во внутрь была полуоткрыта. Оттуда пробивалась тонкая полоска, неестественного в условиях разрухи и запустения электрического света.
Старшой опять остановился, чутко прислушиваясь к тому, что происходило внутри. Ничего такого, что могло указывать на опасность, он не почувствовал.
После того, как первым в негостеприимную дверь шагнул Житан, он ступил вслед за ним. Внутри хоть и стоял тепловатый запах сырости, но по-своему было тепло и уютно. Тусклый свет засиженной мухами лампочки, бросал на стены причудливые тени находящихся там людей.
Прибывшие, не очень заботясь о чистоте хозяйских полов, внося на обуви, большое количество грязи зашли вовнутрь.
Их уже ждали.
Нет, угощения на газете развернуто не было. По причине отсутствия стола, ничего другого также не было. Ни в подкидного дурака"перекинуться, ни козла забить. Однако, судя по тому, с каким нетерпением встречающий протянул руку и стал активно трясти, поданную жесткую ладонь Старшого, играть в домино сегодня не придется. Наступило время других игр.
* * *
Встречающий их человек на первый взгляд производил впечатление невысокого и плотного господина. На второй взгляд, первоначальное мнение о нем только укреплялось, внося и другие разнообразные характеристики и наблюдения.
По рыхлой фигуре было видно, что по жизни он передвигается на автомобиле и с физическими нагрузками не дружит. На лице, от хронического несварения желудка и страдания от застарелого геморроя, сальная печать уныния. Большое количество выкуриваемых сигарет не добавляло его лицу красок и здоровья. Живот начальника, спина подчиненного, ладони влажные, под глазами синюшные мешки изрядно выпивающего простолюдина.
