Луи Буссенар - Французы на Северном полюсе

Международный конгресс. — Среди географов. — Разговор о полярных экспедициях. — Русский, англичанин, немец и француз. — Великие путешествия и великие путешественники. — Патриот. — Вызов. — Мирная борьба. — Во имя родины.

Международный географический конгресс, проходивший в Лондоне в 1886 году, собрал в столице Соединенного Королевства знаменитых ученых и путешественников со всех концов цивилизованного мира.

Они съехались сюда по приглашению председателя сэра Генри Роулингтона, генерал-майора вооруженных сил ее величества королевы.

Уже почти две недели, не покидая удобных кресел, совершали увлекательнейшие путешествия через горы и леса, за Полярный круг и на экватор мужественные и подтянутые морские офицеры, мудрые профессора-энциклопедисты, предприимчивые негоцианты[2] и судовладельцы и, наконец, страдавшие лихорадкой и вполне здоровые, худые и загорелые путешественники-исследователи. Эти последние, оглушенные шумом и сутолокой столицы, чувствовали себя очень стесненно в черных фраках вместо обычной походной одежды. В общем, здесь собрались все, для кого география и жизнь — понятия неразделимые. Заседания проходили ежедневно, с двух до четырех часов дня в залах Национальной галереи. Конгресс как конгресс. Не хуже предыдущих и не лучше будущих. Со всевозможными знаками отличий на груди, участники являлись на заседания с точностью до минуты, приветствовали друг друга и рассаживались по местам. Доклады выслушивались внимательно, по крайней мере, так казалось, однако в душе каждый с нетерпением ждал, когда часы на башне пробьют четыре и в зале станет шумно и оживленно, как на перемене в школе — начнутся разговоры на всевозможные темы, изредка они даже будут касаться прослушанного доклада. Если разговор увлекал или же погода была ненастная, географы задерживались подольше, в противном случае расходились кто куда.

Так, с небольшими различиями, проходят почти все конгрессы. Среди общего равнодушия, старательно скрываемого, обсуждаются те или иные научные проблемы, цель которых становится известна участникам лишь после опубликования итогового отчета. Затем начинаются взаимные поздравления, интервью журналистам, выдача наград, и делегаты разъезжаются.

У подобных встреч одна только польза: возникают прочные научные связи и в результате жарких споров рождаются ценные идеи.

История, о которой мы собираемся рассказать, началась 13 мая после одного из докладов, бесцветного, как и многие другие.

Немецкий географ-профессионал, человек явно кабинетный, уморил слушателей пространным докладом с уймой подробностей о путях на Северный полюс, так что после заседания многим казалось, что они несут на плечах ледник.

И вот четверо делегатов, радуясь, что избавились наконец от мучителя-докладчика, встретились в монументальном подъезде Национальной галереи.

— Ах, господа! Ну и зануда этот Эберман! — сказал один из них по-французски с притворным ужасом на лице. — Нева едва освободилась ото льда, половина страны моего государя еще покрыта снегами, я приехал сюда в надежде погреться на солнышке, а ваш соотечественник, господин Прегель, вместо того чтобы посочувствовать бедняге, шесть месяцев в году живущему, словно белый медведь, под завывание вьюг, совсем заморозил меня своим докладом.

Шутка была встречена смехом, а тот, кого делегат из России назвал господином Прегелем, ответил тоже по-французски, но с легким немецким акцентом:

— О, дорогой господин Серяков, вы несправедливы, суждения моего соотечественника не лишены здравого смысла.

— Видимо, вам не понравилось слово «зануда»? Что же, из уважения к вам я готов назвать его пилой. Что вы скажете, господин д’Амбрие?

— Этот вопрос меня как-то мало волнует, — уклончиво ответил господин д’Амбрие.

— О, понимаю, со свойственной французам вежливостью вы воздерживаетесь от любых замечаний в адрес господина Эбермана, твердившего, что французы совершенно не занимаются исследованием полярных стран. Возможно, вы и правы… Ваше презрительное молчание достаточно красноречиво…

— Серяков!.. — резко прервал русского делегата Прегель, покраснев от возмущения.

— Господа! Не ссорьтесь по пустякам! — вступил наконец в разговор четвертый из собеседников. — Подумайте лучше о том, что нас ждет экипаж, а мой повар уже готовит для вас обед, подогревает вино и замораживает шампанское.

— Поистине золотые слова, дорогой сэр Артур, — заметил Серяков, — готов примириться с айсбергами[3] и прочими льдами, раз они замораживают шампанское.

…Обещанный сэром Артуром обед был и в самом деле восхитительным. Казалось, не совсем удачная реплика Серякова забыта. Но тут русский после очередного выпитого залпом бокала обратился к Прегелю с такими словами:

— Мой дорогой Прегель, неужели вы думаете, что французы, которые дарят нам такое великолепное вино, могут стоять в стороне от каких бы то ни было серьезных научных проблем, в частности арктических исследований?

— Вы просто несносный ребенок, мой милый Серяков! — с отеческой нежностью произнес сэр Артур Лесли, бывший намного старше русского. — Можно подумать, что научные открытия вас не интересуют, что за последние десять лет вы не заняли достойного места среди мужественных путешественников конца века!

— Вы переоцениваете меня, скромного землепроходца, любезный, но…

— Что но?

— Но упреки Эбермана в адрес Франции оставили в моей душе какой-то горький осадок. Я люблю Францию за ее великодушие, если хотите, рыцарство, люблю со всеми ее добродетелями и пороками, люблю, наконец, как вторую родину, и таких, как я, в России много!

В этих словах было столько искренности, что глаза д’Амбрие засияли и он молча протянул руку русскому, который ее крепко пожал.

— Дорогой друг, я тронут вашим добрым отношением к Франции, тем более что в наш железный век, в век Тройственного союза[4], вошло в моду ее порицать!.. К счастью, у нее есть чем защищаться. Но дело сейчас не в этом… Здесь собралось маленькое общество просвещенных умов, которые выше взаимных мелочных обид и подозрений, мы не боимся правды, но и не хотим оскорблений.

— Разумеется, можно высказывать любые мнения, если вы не намерены кого-либо оскорбить ими!

— К чему вы клоните, дорогой сэр Артур?

— Прежде скажите, что думаете об этом вы, господин д’Амбрие. Вы — истинный патриот, и я щажу ваши чувства.