— Я, Таня... — Он поддержал ее за локоть, не рискуя бросить ременную петлю, чтобы удержаться на йогах при очередном толчке. — Ты не веришь, что это я?
— ...Первое время все было хорошо, — рассказывала она, — жили как все. Родила девочку...
Они бродили вдали от центра, по тихим зеленым улицам. И все же встретили поручика Халахарина и Славика Суворова. Оба были нетрезвыми. Славик, хорошо знающий восточные языки, умница, но безвольный, спивался рядом с пройдохой Халахариным. Увидев Серегина, Славик козырнул, Халахарин ухмыльнулся.
— Знакомые? — спросила Татьяна.
— Сослуживцы.
— Это плохо, что они видели нас вместе.
— Почему?
— Я не хочу этого.
«Боится Игоря», — подумал Серегин и предложил:
— Зайдем в кафе, мороженого захотелось.
...— Ты что-то сказала про ребенка, — напомнил он, когда они уселись за столик.
— А что тут говорить! — Лицо ее напряглось, у рта появились заметные морщинки. Ей можно было дать гораздо больше лет, чем на самом деле... Она с трудом произнесла жестко: — Дочка умерла восьми месяцев. От скарлатины.
Как непохожа она была на Таню, которую он помнил... Как непохожа...
Потом она вскинула на Серегина глаза:
— Мы ведь разошлись с Игорем, ты знаешь?
Он кивнул.
— Так просто не расскажешь и не объяснишь. Это его постоянное пьянство, какая-то странная служба, круг его знакомств... И вообще, мы разные люди, Олег. К сожалению, поздно поняла это. А ты, — она прикусила верхнюю губу, которая была вздернута, как у ребенка, — а ты служишь? Воюешь все?
— Служу. Но, кажется, отвоевался.
— Ты так думаешь?
— Хочется думать.
— Если это не военная тайна, кто ты?
— Это не тайна. Переводчик. У Унгерна тоже драгоманом был.
— Говорят, скоро начнутся военные действия.
— А кто с кем собирается воевать?
— Какой ты скрытный! Переговоры с японцами в Дайрене провалились. Это тебе известно?
Серегин ответил с неохотой:
— Известно.
— Они действительно дурацкие требования предъявили?
— Кто кому?
— Японцы большевикам.
— Как тебе сказать... В определенной степени — да. Но если посмотреть на это с позиции...
Таня перебила его:
— Об этом сейчас все русские говорят. Ну, не все, конечно, — поправилась она, — а многие. Патриоты,
— Ты к кому причисляешь себя? — спросил Серегин как будто без особого интереса.
— Причисляю себя к ним.
— К патриотам?
— Удивлен? Ну, а ты?
Тема становилась щекотливой. Но вопрос задан, надо отвечать.
— Я тоже патриот. Это тебя устраивает?
— А точнее?
— Куда еще точнее!
— В настоящее время это довольно обще. Кругом патриоты, а войне нет конца. Скажи, а в красных ты стрелял?
— Ты задаешь какие-то странные вопросы. Почему это тебя интересует?
— Стрелял или не стрелял? — твердила Таня.
— Стрелял.
— Прямо вот так? — Она наставила в него лопаточку, которой ела мороженое, смотрела в глаза. — Бах — и все, да?
— Да. Прямо вот так. Бах — и все. Я солдат. Потому стреляю. Не я, так в меня.
— Ты жесток.
— А ты каким хотела бы меня видеть? Добреньким, когда вокруг столько крови? Человек, Таня, не однозначен, к сожалению. — Подумал. — А может, и к счастью, не знаю.
— Как это понять?
— Корова однозначна. Это животное. Ее предназначение — приносить людям пользу, давать молоко и мясо. А человек? Он сеет смерть, он рождает новую жизнь. Он созидает и в то же время разрушает.
— Значит, по-твоему...
— Это не по-моему, это так и есть.
— Ну, пусть ты многозначен. Так?
— И ты, — он тоже посмотрел ей в глаза. Секунду-другую они не отводили взглядов. Серегин насупился. Таня машинально поправила волосы.
— Тогда скажи мне, каково предназначение человека? Для чего он есть?
— Этого никто не знает...
— Что-то не хочется мороженого, — произнесла она и принялась рыться в сумочке, ища мелочь.
— Я рассчитаюсь, что ты...
— Нет-нет, я предпочитаю платить сама. Так проще жить. Мне пора. Я ведь тоже служу. Уроки музыки даю.
Таня чем-то была расстроена. Вероятно, он разочаровал ее этим разговором.
— Ты меня, пожалуйста, не провожай. Тут недалеко, и потом, могут увидеть. Я не хочу, чтоб твои сослуживцы попадались нам на глаза. Извини, я пошла.
Серегин остался в кафе. Выпил, как воду, розовое талое мороженое. Долгих шесть лет он не видел Таню. Было непросто говорить с ней теперь, непросто понять, какой она стала. Конечно, он патриот. Но он у черта в зубах, и об этом не всем знать обязательно. Даже Тане.
А тем временем Таня тоже думала о Серегине. Они о многом говорили, ей хотелось знать: кто он? Безропотный исполнитель чужой воли или ищущий, мечущийся человек? Он отвечал уклончиво, разговор не клеился, но Таня чувствовала: Олег не так прост. Стал очень сдержанным, даже когда они встретились в трамвае, был спокоен. Или холоден? Уже потом она поняла: он просто был не очень рад встрече. Может, стал равнодушен к ней? Война приглушает чувства... Это она знает по себе.
После этой встречи Татьяна сообщила Лоренсу: «В военном ведомстве появился офицер, через которого в будущем, думаю, можно будет получать сведения, интересующие нас».
Вовремя завершить реорганизацию НРА не дало вторжение банд Унгерна в Забайкалье. В Приморье и Маньчжурии было сосредоточено до 20 тысяч белогвардейцев и пять японских дивизий, численностью 70 тысяч человек.
Политбюро ЦК РКП(б) на специальном заседании, посвященном дальневосточной проблеме, обсудило вопрос об оказании помощи ДВР. В. И. Ленин потребовал от Реввоенсовета принять самые срочные меры, направленные на укрепление армии буферной республики. По решению политбюро ЦК РКП(б) в июне этого года главкомом и военным министром был назначен В. К. Блюхер. Совет Труда и Обороны по личному распоряжению В. И. Ленина выделил для ДВР 2300 тысяч золотых рублей.
26 августа в Дайрене начались переговоры. Делегация Дальневосточной республики потребовала немедленной эвакуации японских войск. Японская делегация во главе с Мацусимой, видя, что инициативу не удалось взять в свои руки, применила тактику затягивания переговоров, вовлекая представителен ДВР в длительные споры по всяким поводам.
А время стремительно шло.
В октябре японцы выставили ультиматум. Они требовали срыть укрепления по тихоокеанскому побережью; никогда впредь не держать в водах Тихого океана военно-морского флота и уничтожить имеющийся; сохранить принцип частной собственности в отношении японских подданных, приравняв в этом отношении их к гражданам ДВР; не допустить в республике установления коммунистического режима. Пятнадцатый пункт требовал передать Японии на восемьдесят лет в аренду весь Северный Сахалин.
