Скажите, в чем причина такого варварского отношения? — Старик болезненно поморщился, — поверьте, я не издеваюсь над вами. Мне действительно необходимо понять, вы просто тварь по жизни, или этому есть хоть какие–то объяснения.
Потапкин икнул,,торопливо, рассыпая термины, старательно избегая смотреть на Олино лицо, залепетал что–то про некачественный инструмент, плохую антисептику… отсутствие кадров.
— Все ясно, — сделал вывод старик. — Не в инструменте дело, мил человек. — Совесть ты пропил. Если была она у тебя. Вместо, чтоб дело делать, спирт казенный жрал, да… — старик повернулся к девушке, — Оля, заткни уши, — медсестер, пользуясь властью, трахал. Только вот знай. За все платить нужно.
Хирург, уловив знакомое слово, облегченно затряс головой : — Конечно, конечно. Я, я заплачу, сколько скажете, заплачу…
Дед вновь укоризненно поморщился: — Перебивать старших не хорошо. — И… неужели, ты, тварь, всерьез думаешь, что мы твои поганые деньги возьмем? Нет? Знаешь пословицу: «Зуб за зуб, око за око»? Вот, я считаю, такой расчет будет справедливым. Она по твоей милости хотела себя жизни лишить — значит и тебе такая же участь. Не обессудь.
Он коротко, незаметно дернул рукой. Из рукава потертого полушубка вынырнул на ладонь короткий клинок. Хищное, обоюдоострой заточки лезвие блеснуло в свете неоновой лампы: — На, Оля. Ты ведь хотела отомстить. Это месть. Святое. Бить нужно вот сюда, под левый нагрудный карман. Тогда крови будет меньше, уйдет тихо. — Спокойно, как–то обыденно, произнес старик.
Врач дернулся, но, осознав тщетность попыток освободиться, раскрыл было рот, собираясь закричать, и тут же получил короткий тычок в грудь. Дыхание сбилось, он закашлялся и внезапно заплакал.
Она с недоумением уставилась на рукоять протянутого ей ножа, перевела взгляд на врача. Вид текущих по блинообразному лицу слез вызвал у Оли неловкость и отвращение.
— Я, я не могу… Не надо, — она отвернулась, закрыв лицо ладонями…
— Оля. Ты, кажется, забыла? Всего три дня назад ты была готова решить все разом…по его вине в том числе. Как же так? Ладно, проехали. Человек, если он настоящий, тем и отличается от таких вот, Тапкиных, что не может им тем же ответить. Они это инстинктивно, на подсознательном уровне, чувствуют, потому ничего не боятся.
— Ты думаешь, если сейчас отпустить, он перестанет творить, то, что творит? Возможно, на какое–то время, да. Но — на время…
Дед повернулся к едва стоящему на ногах врачу: — Ладно, гражданин Тапкин. Она тебя прощает. Но, все же, считаю, воспитательный процесс должен быть завершен. Причина твоего отношения к делу, к людям — в воспитании… и в водке. Ну, с первым я ничего не могу поделать, взрослый уже, а вот с пьянкой… Пожалуй, — он поднял ладонь, коснулся лысоватой головы доктора. Легонько провел по лбу, нажал пальцем на точку чуть выше линии волос. Легкий щелчок, будто раздавили блоху.
— Теперь при каждом употреблении спиртного у вас будет проявляться стойкий рвотный эффект, — голосом лектора сообщил старик. — Причем, извини, я все же не нарколог, тяга к спиртному останется, также как и похмельный синдром. И эти, поверь, не самые приятные реакции, навсегда. Поэтому бегать по специалистам, по разным там кодировщикам, бесполезно. Только зря тратить деньги. Все. Свободен.
Михаил Степанович брезгливо вытер пальцы салфеткой, кивнул сопровождающим, взял Ольгу под руку и вышел из кабинета.
— Доктору сейчас нехорошо. Но он немного оклемается, начнет прием, — вежливо пояснил старик обеспокоенным пациентам.
Прошла минута, другая. Врач ожил, вытер трясущейся ладонью лицо, попытался застегнуть пуговицы халата. Не сумел и, выдыхая сквозь зубы воздух, потянулся к заветной тумбе. Махнул приличную дозу разбавленного спирта и едва успел подхватить с пола корзину.
Когда уставшие ожидать начала приема пациенты заглянули в кабинет, то увидели странную картину. Врач сидел за испачканным рвотой столом, и тихо плакал.
Раннее утро, тишина. Тихо, будто нет в мире ничего, кроме этой комнаты. Тройной стеклопакет надежно отсекает все звуки. Ни завывания ветра ни скрипа качающихся сосен.
Снег начал сыпать когда они еще возвращались домой, а к ночи уже мело вовсю.
Оля лежала в кровати, пыталаясь привести мысли в порядок. Вспомнилось потная физиономия врача, холодный блеск стального клинка, и без какой–либо связи, грязно серая вода текущей под мостом реки.
«А все таки, кто он, этот старик?» — спросила себя Оля. Задать этот вопрос самому Михаилу Степановичу она вчера так и не решилась.
Обратно ехали в тишине. Оля, не зная как ей начать беседу, молчала, а старик вел машину аккуратно, не обращая внимания на обгоняющие тарантас иномарки. Держался он так, словно ничего не случилось. Ни безобразной сцены в кабинете, ни размазанных по жирному лицу врача слез, ничего.
— Извини за глупый спектакль. — Вдруг произнес Михаил Степанович, на секунду оторвав взгляд от дороги. — Но так было нужно. А слова не помогут, ты должна была убедиться сама… Пойми, Оля, в жизни много грязи и зла. Такова действительность. Не мы придумали. Но относиться к подлецам так, как относятся к людям они, нельзя. Парадокс, но если опуститься на один уровень с ними, непременно станешь таким же. Наказать, предотвратить преступление — да. И даже уничтожить негодяя, если другие способы не помогают…
Оля покосилась на старика: — Скажи, а что, фокус,.. с водкой, он правда, сработает? Я понимаю, это звучит дико, — она замолчала, подыскивая слово. — Ты…
— Да говори прямо. Не колдун ли я? Нет, Оля. Вынужден огорчить. Но… Есть такая лженаука, Биоэнергетика. Изучает она то, чего вроде как и нет. Однако энергии эти работают и весьма эффективно, порой радикально».
— Я читала про это… — отозвалась Оля, без особого, впрочем, интереса. — Но думала, что это все шарлатанство.
— Хочешь — считай так. Хотя, нет здесь никакой мистики. А ежели будет проще, то можешь назвать это обычным гипнозом. Скажем…воздействием на рецепторы головного мозга объекта, посредством внушения. Хотя это немного не так.
— Есть много вещей, которыми люди пользуются, не имея особого представления о механизме работы. Взять хотя бы электричество… Ну да не суть. Главное, что этот человек теперь будет вести исключительно трезвый образ жизни. Наказание для него и благо для тех, кого он уже не сможет изуродовать…
Старик оборвал монолог, и осторожно коснулся прохладной ладонью ее изуродованой щеки. — Все будет хорошо. — Пробормотал он едва слышно.
Оля промолчала, лишь недоверчиво дернула уголком губ.
Наверное дали знать растрепанные последними собыиями нервы, однако зевать начала еще в пути. А едва добралась до кровати, то тут–же провалилась в сон.
