— Правда, вы только забыли о дружеской компании, — отвечал Дорель и засмеялся.
— Верно, я виноват, прошу извинить, начинайте, Шарль, мы ждем.
— Сию минуту, — сказал молодой человек.
Чтобы сделать свой рассказ понятнее для генерала и Дореля, Шарль начал издалека, т.е. с разговора между Биго и графом де Витре, который был подслушан Жаком Дусе в тот вечер, когда, чтобы скрыть от шпиона смысл своей беседы, они прибегли к валлийскому или, лучше сказать, гельскому наречию, не подозревая, что Жак Дусе был чистокровный бретонец; последний понял весь их разговор от слова до слова.
Этот комический эпизод сильно насмешил аудиторию.
Когда хохот стих, молодой человек продолжал свой рассказ, он пересыпал его такими остротами, рисовал все такими яркими красками, что возбудил в слушателях сильнейший интерес и веселость; при этом он не забыл ни одной подробности, передавая все случившееся с буквальной точностью. Он кончил, все смолкли.
— Вот странное сплетение обстоятельств, — сказал наконец генерал, потирая руки. — Восхитительно! Все устроилось как нельзя лучше.
— Да, признаюсь, — сказал Дорель, — желал бы я видеть, какую плачевную рожу скорчил Биго.
— Вы не можете представить, как он был хорош, просто достоин кисти художника, в особенности, когда нам рассказывал — а мы знали отлично, как все произошло, — о ловушке, в которую нечаянно попал, и о своей храбрости.
— Что мы будем делать с этими деньгами? Как вы думаете, Дорель?
— Оставим их у себя, они ни в каком случае не должны быть возвращены интенданту. Не забудьте, что эти миллионы — награда за участие в измене; сомневаться в том, что это английские деньги — невозможно, в доказательство у нас есть расписки.
— Вот они, — сказал Сурикэ, подавая генералу расписки, — а вот и связки денег, — прибавил он, выкладывая чеки на стол.
— Не доводите щепетильность до крайности, друг мой; дело это законное и честное, у вас нет средств для ведения войны и организации обороны. Биго и Водрейль на ваши справедливые требования отвечают только «у нас нет денег»; наконец, сами англичане приносят нам гораздо больше вреда своими деньгами, нежели войском; они подкупают изменников, чтобы таким образом нанести нам поражение, мы захватили эти деньги — награду за предательство — и конфискуем их в свою пользу; это не наше право, это наш долг, мы не должны поступать иначе. Войну нельзя вести на ореховые скорлупки, нужны деньги, воспользуемся же английским золотом, чтобы одолеть врага, не будем простаками.
— Я согласен, любезный друг, — отвечал главнокомандующий, — вы меня убедили; когда в этом случае говорит такой человек, как вы, т.е. воплощенная честность, он не может не быть правым, я соглашаюсь с вашим мнением; деньги, предназначенные в уплату за измену, пойдут на издержки по укреплениям, которые, клянусь вам, не удастся взять англичанам.3
— Давно бы так! Теперь вы говорите, как настоящий воин; да, друг мой, сам Бог спасает вас в данную минуту.
— Правда, — сказал генерал.
— Шарль Лебо, неподкупная честность которого нам давно известна, — прибавил Дорель, — конечно, не поступил бы так, если бы хоть минуту сомневался в законности своего поступка.
— Я был не прав, друг мой, сознаюсь; вы и Шарль правы; не будем больше об этом говорить; дело решено, спрячьте только эти расписки, которые впоследствии могут понадобиться.
— Чтобы оформить дело, вы дадите Лебо квитанцию, подробно мотивированную; он передаст ее мне, а я ему выдам расписку для его обеспечения, ведь так, кажется, следует сделать, Шарль?
— Совершенно так, генерал, — с поклоном отвечал молодой человек.
Генерал позвал сержанта и приказал ему принести все нужное для письма.
— Не забудьте выписать прописью сумму три миллиона и изложить исторические обстоятельства, при которых деньги эти были конфискованы.
— Будьте покойны, любезный друг, я ничего не забуду.
— Чем я могу отблагодарить вас, любезный Шарль?
— За то, что я исполнил мой долг? — отвечал тот, улыбаясь.
— Нет, за все услуги, которые вы продолжаете мне оказывать.
— О! — сказал Мрачный Взгляд. — Я знаю, чего он желает.
— Чего же? — с любопытством спросил генерал.
— А это дело очень щекотливое; вы, кажется, ему нечто обещали?
Сурикэ покраснел, как помидор, и не знал куда деться от смущения.
— Вспомнил! Дорель, вы не знаете, Меренвиль в Квебеке?
— Разве вы забыли, что его командировали в помощь Буганвилю?
— Так, так, опять забыл! Я вам дам письмо к моему двоюродному брату, если увидите его раньше меня.
— Хорошо, — сказал Дорель.
Молодой человек горячо пожал руку генералу, который ответил ему улыбкой.
— Прощайте, мой друг, и извините, что я так долго забывал о моем обещании.
— О, генерал! Извиняться передо мной? Кстати, — сказал он, чтобы переменить предмет разговора, — по поводу Буганвиля, который, кажется, маневрирует немного выше Квебека; по моему мнению, вам следует предупредить его, чтобы он обратил внимание на Фулонскую бухту; там, кажется, можно ожидать английского десанта, т.е. я даже этого наверное ожидаю.
— И вы правы, благодарю вас, я уведомлю Буганвиля, чтобы он принял меры. Дорель, пошлите ему письмо с нарочным.
— Будьте покойны, я ничего не забуду, все сделается хорошо и вовремя. Теперь позвольте с вами проститься, поздно, а у меня еще много дела; вы все мне сказали, ничего не забыли?
— Нет, любезный друг.
— В таком случае потрудитесь приказать, чтобы мне подали лошадь.
— Извините, г-н Дорель, я забыл передать вам нечто, — сказал Сурикэ.
— Что именно?
— Снятый мной план Фулонской бухты.
— О, да. Это весьма важно.
— К счастью, я вспомнил вовремя, вот он, — прибавил он, подавая план.
— Благодарю вас, — сказал Дорель, — завтра он будет передан Буганвилю.
— Позвольте мне и моему другу проводить вас до дому.
— С величайшим удовольствием, господа.
— Нет, стойте, — живо перебил их генерал. — Пришли сюда, сами виноваты; я вас арестую, мне нужно рассказать и показать вам массу интересных вещей, друзья мои; я вас не выпущу, ночуйте у меня, здесь есть все, что нужно, не беспокойтесь.
— Нам всегда хорошо у вас, генерал.
— Как любезно вы выражаетесь, точно в Версале, — смеялся генерал, — но все-таки не так изысканно, как Ларутин.
— Да, — сказал Дорель, — это — совсем особый жанр.
— Он очень интересен, — заметил Мрачный Взгляд, — я никогда не видал ничего подобного.
— Да, его фразеология настоящая, я очень люблю этого чудака, он меня развлекает, когда на меня находят порывы отчаяния. Эй, Ларутин, где вы? — закричал генерал.
