Очевидно, что положение двух моряков, осажденных многочисленной стаей сильных и голодных животных, было не особенно веселым. Если бы осаждающих было немного, то осажденные могли бы бороться с ними без особенной опасности/но их было слишком много, да к тому же они находились как раз у их ног.
— Тысяча громов! — воскликнул достойный Диего, увидев, как вся стая яростно кинулась на мертвеца и сожрала его в четыре секунды. — Вот так желудки!
— А в особенности, что за зубы! — сказал Кардосо.
— Друг мой, а ведь я начинаю беспокоиться, мы положительно осаждены, и еще какая это осада: у нас нет ни ружей, ни корки хлеба, чтобы поглодать.
— И ни капли воды, чтобы промочить горло!
— А тут еще это солнце нас поджаривает. А что, как ты думаешь, долго продлится эта осада?
— Я знаю об этом не больше, чем ты, старина.
— Пошевели-ка своими мозгами да найди средство отправить к черту всю эту воющую стаю.
— Ищу и переискиваю, да ничего не нахожу, Диего.
— Что же, неужели нам придется занять место той отвратительной мумии, которую мы сбросили вниз? Если эти животные будут упорно оставаться на месте, то ведь мы тут умрем, дружище.
— Да, старина! Пожалуй, и собаки и соколы превесело попируют, обжираясь нашими телами.
— Мошенник этакий, да ты смеешься и говоришь, словно человек, сидящий у себя дома.
— Ты что же, хочешь, чтобы я рвал на себе волосы?
— Нет, Кардосо, но мне кажется, что наше положение нисколько не смешно, а напротив, опасно. Черт возьми! Я начинаю хотеть есть. Ах, зачем я не догадался принести сюда этого страуса!
— Знаешь ли, что делают австралийцы, когда они голодны?
— Нет, право же, не знаю, Кардосо.
— Очень простую вещь: они затягивают свой пояс потуже. Они даже всегда носят пояс из кожи поссума, чтобы посильнее себя стягивать.
— Да ведь я не дикарь, друг мой, — ответил старый моряк.
— Ну, так я не могу тебе дать лучшего совета, — смеясь сказал Кардосо.
— Ты еще смеешься, злодей, тогда как я выхожу из себя! Ну, видал ли кто-либо подобного человека! Но теперь довольно шутить, дружище, давай-ка поищем, как бы нам убраться с этих подмостков, которые еще и до сих пор воняют мертвечиной! Что, если мы попробуем позвать доктора?
— Это будет потерянное время, старина. Мы ушли так далеко, что он не услышал бы даже и тромбона.
— Молчите вы, зверье! — воскликнул старый моряк, уже начинавший терять терпение. — Послушай-ка, какой они выдают раздирающий концерт.
— Да, они спеваются для ночной серенады, старина.
— Для ночной серенады? Ну нет, тысяча миллионов громов! Я ни за что не буду спать на этих вонючих подмостках, на которых только что лежал мертвец. А знаешь, мне пришла в голову мысль!
— Ну, так говори скорее, — сказал Кардосо, все еще не терявший хорошего расположения духа.
— Что, если мы попробуем выудить наши ружья?
— Каким же образом?
— У меня есть в кармане еще одна веревка, которой связывают канаты.
— Да при тебе их, оказывается, целый склад!
— Это привычка старого моряка; я сделаю скользящую петлю и попробую поднять ею ружье.
— Попробуем. Посмотри-ка, мой карабин полулежит на кусте травы, его можно легко подхватить, лишь бы динго не съели веревки.
— Мне пришла еще мысль!
— Что же это за мысль, старина?
— Если бы нам поймать посредством лассо нескольких динго, мне говорили, что они очень вкусны.
— И ты хочешь их съесть сырыми? — спросил Кардосо, разражаясь смехом. — Я предпочитаю твою первую мысль.
— Ты прав, друг мой, я настоящий дуралей. Ну, так примемся же за дело, а вы, подвывалыцики, приготовьтесь-ка провести прескверные четверть часа. Клянусь усами кита, мы изготовим из вас настоящий мармелад!
Старый моряк вытащил из одного из своих четырнадцати карманов кусок веревки длиной в шесть или семь метров, сделал на конце ее скользящую петлю, лег на грудь и прополз до края платформы, очень тревожно скрипевшей при каждом его движении.
Увидя Диего, собаки, расположившиеся было вокруг платформы с поднятыми кверху мордами и терпеливо ожидавшие живой добычи, повскакали с мест, начали прыгать на колья и снова яростно завыли.
— Вы слишком малы, мои голубушки, — сказал им старый моряк. — Дайте мне только справиться, и вы увидите, какие я вам преподнесу конфетки.
Он взял в руки скользящую петлю, расправил ее пошире, повернул ею два раза в воздухе, как это делают гаучо аргентинской пампы, когда хотят поймать на бегу быка или дикую лошадь, и набросил ее на ружье Кардосо, оставшееся несколько приподнятым, так как оно случайно оперлось на куст.
Дернуть покрепче за веревку и приподнять кверху ружье было делом одной секунды. Динго словно поняли, что сейчас произойдет, они бросились к ружью и злобно схватились было за него зубами, но моряк обладал необыкновенной силой: он дернул еще раз, сразу освободил ружье от их зубов и поднял его на платформу, испустив при этом победный крик.
— Ловко сделано! — воскликнул Кардосо. — Даже гаучо не сумел бы сделать это более ловко.
— Да, я кое-чему выучился у индейцев пампы, — сказал Диего, сиявший от радости, что его затея так прекрасно удалась. — Теперь, мои милейшие динго, мы заставим вас удирать во всю прыть. Твой черед, Кардосо, так как ты первостатейный стрелок.
Молодой матрос взял «снайдер», убедился в том, что он заряжен и прицелился прямо в воющую стаю.
— Прежде всего надо убить вот этого отвратительного пса, который воет громче всех и положительно кажется мне бешеным, — сказал старый моряк.
Не успел он еще окончить фразу, как указанная им собака рухнула на землю: коническая пуля попала ей прямо в голову. Товарищи ее немного отступили, завывая сильнее прежнего и яростно оскалившись.
— Перекувырни-ка еще вверх ногами вон ту, что так косится на нас своими глазищами, — снова указал Диего.
Раздался второй выстрел, и вторая собака также свалилась на землю, сделав три или четыре неверных прыжка.
Осаждающие не стали ждать дальнейших действий осажденных. Они поджали хвосты, как это делают их европейские сородичи, и разбежались по всем направлениям, спасаясь в леса. Третий выстрел, убивший еще одну из них на расстоянии четырехсот шагов, только ускорил их бегство.
— Ура! — закричал Диего, соскочив с платформы, и схватил свое ружье. — Скорее, Кардосо, расправляй-ка свои ноги да пойдем отсюда прочь, чтобы этим животным не вздумалось снова собраться и начать нас преследовать.
— Вот и я, старина, — сказал Кардосо, соскочив на землю. — А где же мертвец-то?
— Они проглотили его, словно конфетку.
— Вот бедняга-то!
— Не все ли равно, — сказал Диего, пожимая плечами. — Он был сегодня съеден собаками, вместо того чтобы быть съеденным соколами завтра, — все одно и то же. Ну, двинемся-ка на рысях, так как я все еще слышу вой собак. — И оба охотника, счастливые, что им удалось освободиться, пустились бежать к ближайшему лесу, рассчитывая забраться на деревья в том случае, если бы собакам вздумалось опять напасть на них. Но последние более не показывались: вероятно, с них было совершенно достаточно и первых трех выстрелов.
