Парашюты зарыли. Почва была сухой, податливой, копалась легко. Сверху ямы забросали, на ощупь сгребли землю, присыпали — не очень густо — сухой травой. Видно, и остальные были заняты этим же делом. Но ни звука не слышалось в ночи.
Как только покончили с парашютами, неподалеку раздался четкий хлопок, за ним другой — уже дальше. Это Грачев собирал роту. Пахомов тоже легонько ударил в ладоши, передавая сигнал, и они пошли к командиру.
Пришлось пересечь проселочную дорогу — она ощущалась твердым грунтом. Неожиданный свист заставил их замереть и прислушаться. Свист повторился. Потом еще и еще. Не пронзительный, как в два пальца, а монотонный, глуховатый.
— Какой-нибудь суслик или, как их там… сурок, — первым догадался Лещилин.
Облегченно перевели дыхание, а Володкин выругался сквозь зубы:
— С детства ненавижу…
Когда рота собралась на неубранном кукурузном поле и бойцы осторожно залегли между шуршащими, сухими листьями стеблей, капитан Грачев выслал дозорных найти более надежное пристанище.
Вскоре они вернулись. Вслед за ними рота пробралась в неглубокий, но узкий и обрывистый овраг. Здесь командир поставил задачу. До этого разведчики знали только, что летят на Украину, южнее Киева, и некоторое время будут действовать лишь своей ротой и подразделением саперов.
Задача была такова: одна, наибольшая, группа бойцов приступит к разведке тылов фашистских частей, держащих оборону на правобережье Днепра. Их объектом становилось внутреннее хозяйство врага: склады, штабы, защитные рубежи, подготовленные на случай отступления.
Другая группа должна надежно охранять саперов, чтобы они спокойно могли вести свою подготовительную работу перед ударом советских войск: минировать мосты, дороги, а в самых неожиданных местах — на крутых берегах речушек — навести скрытые переправы, которыми внезапно для противника воспользуются наши части.
Третьей группе — старшины Пахомова — было приказано выйти в район станции Смела, на скрещение железной и шоссейной дорог, и пронаблюдать, что за грузы поступают к фронту. Стояла уже осень, близился ноябрь, и от надежных магистралей, не размытых дождями, враг не отрывался.
Сама собой создавалась четвертая группа, или, как обычно говорят, ячейка управления во главе с командиром роты. Она расположилась на труднодоступном островке среди растянувшегося на много километров Ирдынского болота.
Отсюда, старательно огибая открытые взору торфяные выработки, посыльные пробирались сквозь камышовые заросли и держали надежную связь между командиром и его бойцами, рассыпавшимися в округе диаметром километров пятьдесят. Прикиньте: это около двух тысяч квадратных километров! Но здесь действовали ловкие, стремительные, неутомимые и прекрасно обученные воины.
В пойменных лесах, поросших ольхою, саперы, едва налегая на рукоятки остро отточенных пил, принялись валить деревья. Осторожно опустив деревце на руках, они затем распиливали стволы на небольшие бревна, в которых коловоротом высверливали дыры и тащили к воде. Ночью эти бревна становились фермами мостов.
Как старые русские умельцы-мастеровые, с одним топором возводившие удивительной красоты храмы, так и эти труженики войны, надев на себя надувные жилеты и плавая в ледяной воде, без единого гвоздя, в кромешной тьме, на ощупь стыкали балки чудо-мостов, скрытых под водой на четверть или на полметра. И ни всплеска не раздавалось при этом.
Разведчики, чутко несущие караул вокруг саперов, немедленно объявили бы тревогу, услышав хоть малейший шум, а потом долго бы рыскали вокруг, проверяя: уж не затаившийся ли враг подал признак жизни? Только в полной тишине можно было вести работы.
Как сумеречные тени, будто ночные призраки, то там, то здесь на рубежах вражеских артиллерийских позиций, укрытых в лесах танковых частей появлялись парни в маскхалатах. Зорко всматривались они в расположение врага, пересчитывали количество стволов, машин и, ничем не выдав своего присутствия, исчезали, растворившись в гуще ветвей и мраке ночи. Отлично вооруженные, они за несколько дней не сделали ни выстрела, не уничтожили ни одного фашиста, хотя ни на минуту не упускали врага из виду. Но там, в топи Ирдынских болот, заполнялась отметками-символами карта капитана Грачева и, раскинув зонты-антенны, стояли замаскированные в стороне друг от друга рации.
Радисты еще не брались за ключ, но наушников не снимали. Нужен был лишь сигнал, по которому бы понеслись в эфир и тотчас легли на карты летчиков и штурманов бомбардировочной авиации координаты целей.
Время это приближалось с каждым часом. В ожидании его разведчики продолжали свою невероятно трудную, кропотливую работу, и уже в район Смелы вышла группа Пахомова.
Днем они слышали фронт, а по ночам были видны далекие зарницы. Как и было приказано, четверка заняла удобную позицию между Смелой и Днепром, ближе к станции, и вела на своем участке постоянное наблюдение за дорогами.
Расчет был такой: какие бы резервы ни двинули немцы к Днепру в этом районе, разведчики увидят их. Конечно, могло случиться, что дальше Смелы вражеские составы не пойдут. Но над станцией даже ночью было светло: ракеты, сброшенные нашими самолетами, не угасали и позволяли видеть с воздуха все происходящее на железнодорожных путях. Оставалось другое опасение: немцы разгрузят эшелоны дальше от фронта. Но все равно шоссейных дорог им было не миновать, и ночью вся группа выходила к ним, а днем на разведку отправлялся Сережа.
Однако все их поиски были напрасными — ничего.
Отдых проводили, забившись в какую-нибудь яму или рытвину посреди ровного, как стол, поля. Такое место было безопаснее: в том случае, если бы немцы пронюхали о десантниках, они вряд ли стали бы прочесывать открытое, обозримое пространство. В овраги, леса, прибрежные заросли — вот куда бы бросились они первым делом.
Временами разведчикам невольно казалось, что в их районе и войны-то никакой нет. И тогда появлялось труднопреодолимое желание перебраться из этой пустоши в другое место, где они смогут принести пользу.
Но приказ есть приказ. Нужно было оставаться здесь. Правда, рассудительный Андрей Лещилин пытался убеждать товарищей, что в масштабе бригады, а может быть, и корпуса их-де безделье оборачивается полноценной работой. Ведь данные «противника нет» и «противник обнаружен», по сути дела, являются равнозначным для разведчика материалом. Но под холодным дождем да в ночь, когда, таясь неизвестно от кого, вынужден слоняться близ заброшенных богом и людьми дорог, теория давалась плохо, и трое старших изо всех сил сдерживали себя. При Сереже нужно было сохранять бодрый вид. И они бодрились, они старались доказать, как важно командиру роты быть уверенным, что у них все спокойно, говорили, что где-то за Днепром склоняется над картой генерал и решительно прочеркивает жирную красную стрелу: «Эти не подведут. Если они противника не обнаружили, то здесь мы бросим наши части в прорыв».
