Лью останавливаетца и бросает на меня тяжелый взгляд.
— Ты легла с ним? Вот как ты отплатила ему за его помощь в моих поисках?
Я задыхаюсь от гнева. Подскакиваю на ноги и кричу ему прямо в лицо: — А ну забери свои слова!
— Я видел, как он на тебя смотрел, — говорит он. — Как ты смотрела на него.
— То, как я смотрю на людей никакого не касаетца, — отвечаю я. — Ты сразу же был против Джека, с момента вашего знакомства. Хотя должен бы быть ему благодарным.
— Ах, вот оно што! — воскликнул он. — Очередное напоминание, как я обязан Джеку.
— Ну, может это иза того, што ты похоже не ценишь, што если бы не он, то тебя бы не было в живых, — говорю я. — Никого бы из нас. Я не понимаю тебя, Лью. Почему ты не благодарен за то, што...
— Не надо говорить мне, што я должен быть благодарным! — кричит он. Он подлетает ко мне и хватает меня за руку, сильно встряхивает. — Я не благодарен, слышишь меня? Я НИКОГДА! НЕ ХОТЕЛ! быть ....благодарным.
Он переходит на шепот. Он смотрит на свои руки, в которых держит мои. Его пальца впиваютца в мои предплечья. Повисает на мне. А затем: — Почему ты позволила им забрать меня? Почему вы с Па не остановили их?
Его голос настолько тих, што я вынуждена склонитца ниже, штобы расслышать.
— Мы пытались, — говорю я. — Ты же знаешь, што мы пытались. Они убили Па.
Он поднимает голову. Его глаза такие печальные. Такие...постаревшие. Сердце у меня йокает.
— Вы должны были разыскать меня раньше, — говорит он.
От его голоса у меня пробегают по коже мурашки. Он безжизненный. Пустой.
— Прошу тебя, Лью, — шепчу я, — почему бы тебе не рассказать, што случилось с тобой на Полях Свободы?
— Ничего не случилось, — говорит он. Он отводит глаза в сторону. Он отпускает мою руку. — Нам лучше бы возвращатца. Они начнут гадать, куда мы запропастились.
Мы едем обратно в лагерь молча. Каждый сам по себе.
Моя голова, будто свинцом налита. Она пульсирует в том месте, где выросла шишка. Мои глаза болят от невыплаканных слез.
Если бы слезы смогли бы смыть мрачность из глаз моего брата, леденящий страх в его голосе, я бы плакала до скончания времен. Но он не смогут. И я боюсь, што моих слез никогда не будет достаточно. Ни для него. Ни для кого из нас.
Все это время, когда я гляжу на него, все эти месяцы, я постоянно говорю себе одно и то же. Снова и снова. С тех пор, как я нашла его, с тех пор, как мы с Лью вновь вместе, мы станем прежними. Какими всегда были.
Теперь-то я понимаю, што это просто сказочка, которую я сама себе придумала. Штобы не отвлекатца. Штобы постегивать себя в его поисках. Штобы продолжать боротца. Штобы оставатца живой.
Это хорошая сказочка. Как бы мне хотелось, штобы она была правдой. Потому што всё не так. Вот, в чем правда.
Все што происходит с тобой, меняет тебя. Хорошо ли это или плохо, но ты меняешься уже навсегда. Нет пути назад. Неважно сколько слез ты прольешь. Звучит, как будто всё легко и просто, но это не так.
Это правда, што город Надежды намертво засел в моем сердце. Первый раз, когда они отправили меня на Арену в Клетку, штобы сражатца.
Всю мою жизнь, Лью был моим лучшим «я». Светом во тьме. Мы делили одно сердцебиение в утробе. Кровь и дыхание нашей матери. Мы две половинки одного целого.
Теперь он не может помочь мне. Я не могу помочь ему. И мы черта с два можем помочь себе. Да, вот впервые Лью не тот, кто мне нужен.
Мне нужен Джек.
Джек.
Моя тоска по нему отдаетца ломотой в костях. Его серебристые глаза, его кривая улыбка, запах его теплой кожи, шалфея и солнца. Но, в основном, я тоскую по его спокойствию. Я страдаю без неё. Спокойному биению его сердца. Словно спокойная вода.
Лью заблуждаетца насчет него. Нельзя сильнее ошибитца. Если Джек говорит, што встретит меня у Большой Воды, значит так и будет. Он держит свои обещания. Все, што мне нужно просто снова увидеть его. Быть с ним, говорить с ним. Мы будем говорить об этом, мы будем разговаривать обо всем, и он выслушает меня и поможет мне понять, как все поправить, как все сделать лучше. Как все наладить между мной и Лью.
Он изгонит тени. Он станет тихим шепотом. И он излечит мою израненную душу.
Мне просто нужен Джек.
Он сделает так, штобы всё было как надо.
Мы почти уже добрались до нашего лагеря, как вдруг глаза Лью што-то улавливают. Он смотрит на восток в даль. Я следую его примеру. С той стороны медленно змеитца шлейф пыли.
— Брось мне увеличитель, — говорит он.
Это были первые его слова, с тех пор как мы оставили хребет. Он подносит увеличитель к глазам.
— Еще один обоз, — говорит он. — Сколько их здесь прошло, с тех пор как мы тут остановились?
— Четыре — не, пять, — говорю я.
Много людей приходят в движение в эти дни, даже в этой дыре. Он наблюдает еще немного.
— Всё как обычно, — говорит он. — На вид больные. Старые. Бесполезные.
— Давай поговорим с ними, Лью, — предлагаю я. — Может быть им нужна наша помощь. Мы могли бы путешествовать с ними.
— Я стал заботитца о семье с восьмилетнего возраста, — говорит он. — Мне кажетца, я знаю, как будет лучше. Или ты так не считаешь?
— Нет, — отвечаю я, — ну, што ты, я совсем не это имела в виду...
— Нам не нужна ничья помощь, — говорит он. — Што ж, им лучше бы не искать воду. У нас нет запасов.
— Я буду смотреть, пока они не скроютца из виду, — говорю я.
Он кивает. Кидает мне увеличитель.
— Подай сигнал, если они двинут в эту сторону, — говорит он.
— Эй, Лью?
— Чего?
— У нас тобой, между нами...всё нормально, правда?
Улыбка не затрагивает его глаз.
— Ну конечно.
Он пришпоривает Рипа и они скрываютца за холмом.
Наш лагерь располагается с подветренной стороны лучшего ветролома на лиги вокруг - большой холм из четырехколесных, созданный еще во времена Мародеров. У нас был один такой холм в Серебряном озере. Па объяснил нам, что эти груды железа, должно быть типа какие-то технологические штуковины, которые в своё время изготовляли Мародеры. Эту свалку давным-давно покрыла земля. И, казалось, будто это обыкновенный холм, повсюду одна земля да трава, которые прячут содержимое. Но с подветренной стороны, можно увидеть куски и обломки ржавого автомобиля. Капот здесь, багажник там.
Мы устроили стоянку по другую сторону, в рощице низеньких сосенок и где есть вода. Так близко от свалки, што можно ожидать, што вода будет с ржавчиной, но ничё подобного. Однако, это всего лишь лужа, в которой хватает воды на нас и лошадей.
Я слезаю с Гермеса и карабкаюсь вверх на холм. Я направляю увеличитель на запыленную дорогу. Проходит немного времени, прежде чем я хорошо могу рассмотреть путешественников. Вдоль тропинки тащатца три повозки. Первой едет старуха на диком кабане, волосы растрепаны и завиваютца. Следом, мужчина с женщиной, в повозке, запряженной мулом. Она отгоняет мух от ослабшего ребенка, лежавшего у неё на коленях. Замыкает караван девушка примерно моего возраста, едя на трехколеске.
