Тут умер дядя-миллионер, оставивший Андре Бреванну все свое громадное состояние. Получив его, наследник перво-наперво решил устроить для Фрике новую жизнь и избавить друга от материальной нужды. Но парижанин не желал «примазываться к чужому богатству» и отверг этот план.
— В таком случае возьми у меня хоть взаймы. Потом отдашь. Процентов я не прошу.
Молодой человек согласился. Он принялся пополнять свое скудное образование и в то же время занялся слесарно-механической работой, в которой очень преуспел. У него открылся талант изобретателя. Терпеливый, как бенедиктинец[48], упорный в работе, почти аскет, юноша творил чудеса. За год придумал и усовершенствовал целый ряд инструментов, наиболее часто использовавшихся в промышленности (например, аппарат для штамповки металлических пуговиц). Появились деньги, чему он не переставал удивляться. Самостоятельно молодой человек вряд ли сумел бы воспользоваться своими патентами, но за этим делом внимательно следил Андре, помещая частые публикации в газетах.
В последнее время Виктор изобретал аппарат для промывки золота и за него мог получить целое состояние, но бросил все, даже любимый Париж, и по первому зову «господина Андре», как он звал своего земного бога, пошел за ним, не забыв, впрочем, свою экономку.
— Разве мне сейчас плохо? — рассуждал вслух молодой парижанин. — Путешествуем по-царски. Яхта отделана как дворец, спальня — точно будуар светской женщины; стол не хуже, чем в Café-Anglais[49]. Плывем куда хотим и делаем что нравится. У нас даже слишком много комфорта, и это меня пугает.
— Напротив, — возражал Барбантон, — я полагаю, нет такого комфорта, которого бы мы трое не заслужили: вы — как бывший султан Борнео; я — как состоявший в ранге божества у людоедов, и, наконец, господин Андре — как человек, достойный быть где угодно хотя бы даже императором. Зато вот эти господа, — он указал на открытые пакеты, — обманувшие нашего патрона, не знаю, как их и называть…
— Жалкие люди, одним словом, — подсказал юноша.
Но довольно. Бог с ними. Мы и упомянули-то о них только потому, что избыток комфорта на яхте получился благодаря им же.
Действительно, Бреванн рассчитывал на десять пассажиров, из которых семеро были люди изнеженные, избалованные столичными удобствами. Ради них он и старался. Друзья смалодушничали и увильнули от путешествия. Ну и пусть.
Несмотря на то, что, по уговору, каждый должен был запастись оружием сам, на яхте его было очень много, и притом самого наилучшего. Андре знал по опыту: это необходимо не только для охоты, но и для безопасности. Поэтому еще до отъезда в Гавр, он отправился к оружейнику Гинару и после долгого с ним совещания решил, что каждый охотник получит: 1) по винтовке Гринера восьмого калибра с тройным замком и двумя стволами, длиной в пятьдесят сантиметров; 2) по обыкновенной двустволке такого же калибра, с гладкими стволами, длиной в семьдесят семь сантиметров для стрельбы птиц на лету; 3) по винтовке «Экспресс» одиннадцатого с четвертью калибра, которая должна была стать неотъемлемой частью походной амуниции каждого из охотников.
Все ружья представлялись для стрельбы на близком расстоянии. Оно и понятно: издалека охотник никогда не стреляет по дичи, какая бы она ни была. При этом винтовка «Экспресс» служила для защиты от крупных зверей (несмотря на малый калибр, пуля, выпущенная из нее, приобретает столь высокую изначальную скорость, что пробивает шкуры даже у таких зверей, как тапир[50], медведь, тигр).
Джентльменский набор охотников завершали следующие два пункта: 4) ружье шестнадцатого калибра для охоты на мелких животных и птиц; 5) американский револьвер одиннадцатого калибра для самозащиты.
Патронные ящики, футляры для ружей, в общем, все до мельчайшей вещицы было поставлено точно в срок с обычной аккуратностью замечательной фирмой Гинара. Заказ был сдан на яхту вместе со специальным вооружением для матросов, состоявшим из скорострельных винтовок Винчестера.
Фрике и Барбантон, собственно говоря, не были настоящими охотниками. Конечно, при встрече с дикими зверями и тот и другой могли за себя постоять, но охотничьего огонька в них не чувствовалось. Поэтому условились самостоятельных действий не предпринимать, а держаться около Андре, во всем ему помогая.
__________
Выше мы уже кратко пересказали наши романы, где описывались подвиги троих французов на западном берегу Африки в лесах Сьерра-Леоне. Продолжение же их приключений началось с того, что Андре оставил яхту во Фритауне, а сам с друзьями отправился в страну львов, где и произошла их неожиданная встреча с мадам Барбантон, так удачно спасенной мужем от смертельных объятий громадной гориллы.
Кошмар наяву. — Путешественница. — Лотерейный билет. — Выигрыш не выдают! — По следам троих товарищей. — Желтая лихорадка. — Несчастье.
Бывают потрясения, которых не выдерживают даже самые крепкие сердца. Именно такое чувство испытал наш отставной жандарм, когда, подстрелив гориллу, узнал в спасенной женщине свою жену.
В голове у него все помутилось, мысли закружились вихрем и понеслись в какой-то дикой пляске. Для их выражения уже не находилось подходящих слов.
Барбантон разразился лишь нервным хохотом.
— Ха-ха-ха!.. Вот забавно-то! Приснилась любезнейшая супруга!.. Ведь это, разумеется, сон, господин Андре? Не так ли, Фрике?.. Что вы оба так смотрите? Или со мной случился солнечный удар?.. Кошмар какой-то! Послушайте, ущипните меня, уколите чем-нибудь острым, ударьте хорошенько кулаком, разбудите, я не желаю спать! Не хотите? Ну, тогда я сам.
Барбантон достал свой прибор для зажигания сигар, состоящий из огнива и фитиля, высек огонь, зажег фитиль и приложил к руке. От боли он вскрикнул и разразился руганью:
— Значит, я не сплю. Тысяча чертей! Это действительно она. Какое несчастье!
Андре не слушал Барбантона, ухаживая за несчастной женщиной, оставшейся в живых только чудом. С ней был нервный припадок; пострадавшая едва дышала и делала нечеловеческие усилия, чтобы выговорить хоть несколько слов.
Наконец Бреванну удалось привести ее в чувство. Элодия Лера едва внятно поблагодарила и хотела встать, но Андре запротестовал:
— Ради Бога, молчите и лежите. Вам необходим абсолютный покой. Сейчас сделаем носилки, и наши негры вас понесут.
— Нет, зачем же причинять так много хлопот. — Голос ее успел окрепнуть. — Я, ни с кем не посоветовавшись, пустилась в путь, вот и поплатилась. Ничего, пойду сама, одна виновата.
