Очевидно, добрый старичок хотел почтить мою память хоть этим искусственным признаком печали и, огорченный людским недоброжелательством, я от всей души был ему благодарен за это.
Александр Иванович делал, между тем, различные распоряжения относительно скорейшего помещения моей персоны в гроб. Он торговался с гробовщиками, назначал число факельщиков, писал оповещения о моей смерти для публикации в газетах и, по-видимо-му, был очень доволен своим назначением, хотя и старался, как мне казалось, поскорее отделаться от меня. Александр Иванович был одет в мою новую сюртучную пару; я узнал ее по шелковой подкладке сюртука; на жилете его красовалась моя толстая, золотая цепь. Это показалось мне несколько странным; но я не имел времени думать о таких пустяках, — меня беспокоило отсутствие Вари.
Она вошла в комнату. На ней было роскошное траурное платье; ее красота была обаятельнее, чем когда-нибудь. Я чуть не щелкнул языком от удовольствия, что обладаю привязанностью такой восхитительной женщины, вторично забыв, что я не могу не только «обладать» чем бы то ни было, но даже сделать очень простую вещь — щелкнуть языком.
— М-г Alexandre, можно войти? — спросила Варя, кокетливо останавливаясь на пороге комнаты.
— Да, да, — отвечал тот. — Князь давно ждет вас. Где вы так долго были? Я уже должен был сказать гостям, что вы захворали от огорчения и что у вас постоянные обмороки.
Варя в это время раскланивалась с его п-вом.
— Тем лучше, — щебетала она. — Я, действительно, не переношу всех этих неприятных формальностей. Кроме того, столько хлопот с трауром.
Варя грациозно опустилась в кресло; его п-во поместился рядом с ней, а Александр Иванович исчез, испарился, растаял, — словом, скрылся до того незаметно, что я даже удивился. Да и вообще, день моей смерти был для меня днем удивления. Я, например, никогда не ожидал от Вари такой твердости характера. Она прекрасно маскировала свое горе, не желая выказывать его перед посторонними.
— Итак, Вавочка, — сказала она, поворачиваясь к его п-ву, — мы вступаем в новый фазис нашей жизни. Твоя Пумпуська совершенно неожиданно, но очень кстати, сделалась вдовою…
Вот тебе раз!
Наконец-то я убедился, что все, происходившее со мною, было глупым, хотя и очень продолжительным, сном. Я мог умирать, мог совершать путешествия в рай или ад, пожалуй, на луну, или к центру земли, могло случиться все, что угодно, но, чтобы моя Варя, идеал честной жены и заботливой матери, могла быть «Пумпуськой» кряхтящей развалины, это было слишком неправдоподобно и неестественно.
И я с величайшим хладнокровием приготовился смотреть и слушать продолжение моих нелепых грез.
Его п-во наклонился и, кряхтя, целовал маленькие ручки Вари.
— Ну, это потом, — сказала она. — Сидите смирно. Прежде всего — дела. Вы понимаете, что меня беспокоит мое новое положение?
— Что же может беспокоить тебя, мой ангел? — говорил князь. — Ты знаешь, я всегда готов обеспечить твою будущность…
— Это я уже слышала, но этого не будет. Моим детям нужен отец, а мне муж; поэтому я не останусь неприступной вдовицей, а выйду замуж. Беда в том, что тот, на ком я остановила свой выбор, небогат… Я предлагаю вам, чтобы все оставалось по-старому. Мой будущий муж будет вашим протеже, так же, как бедный Жан, а я… я буду, по-прежнему, вашей Пумпуськой. Согласны?
Честное слово, сон становился слишком оскорбительным, и я снова стал напрягать все усилия воли, все свои заснувшие физические силы, чтобы пробудиться.
— Ну, — сказал князь, — об этом после… а теперь… ma parole{7}, меня утомила… вся эта торжественность… Я мечтаю о минуте отдыха. Как к тебе идет этот траур…
В дверях показался Александр Иванович, но, увидя интимную позу его п-ва, сейчас же исчез.
— Вот, — думал я, — еще одно доказательство, что все это не больше, как сон. Разве может исчезать наяву, таким незаметным образом, живой человек?
Его п-во скоро откланялся и уехал, по-прежнему снисходительно кивнув головой в мою сторону. Очевидно, воображение мое уставало работать в одном направлении, и нелепый сон приближался к концу.
— Теперь за дело, — воскликнул Александр Иванович, проводив последнего гостя и оставшись наедине с Варей. — Вечером нам предстоит много хлопот, а теперь надо посмотреть, на что ты можешь рассчитывать в первое время…
Он также был с Варей «на ты». Я окончательно убедился, что мои грезы были вариациями на одну и ту же тему: неверность моей жены.
— Нам нечего беспокоиться, милый, — сказала она. — Князь обещал протежировать моему будущему мужу. Понимаешь? Ведь ты ничего не имеешь против этого? Ты у меня умный…
И она поднялась на цыпочки, чтобы подставить ему для поцелуя свой прекрасный, почти девственный лоб. Александр Иванович тихонько отстранил ее, вынул из кармана два медных пятака и, подойдя ко мне, благоговейно перекрестился, положив на мои веки холодные монеты.
Когда же раздался ласковый шепот, когда я услышал звуки поцелуев, я не мог больше сдержать моих ощущений. У меня закружилась голова, кровь прилила к сердцу.
Смутно, как сквозь сон, помню, что я ринулся, что-то ломал, кого-то бил…
Я очнулся в вольтеровском кресле. В одной руке у меня была моя толстая золотая цепь, а в другой — клок чьих-то волос…
Доктор объявил, что у меня была летаргия.
Летаргия?!
Печальная ирония судьбы. Я умер тогда, когда мне хотелось жить, и живу, когда хотелось бы умереть.
Похоронив все мои верования, упования, иллюзии, зачем не похоронили они и меня самого!
Может быть, ждать придется еще долго, но я жду.
ТРИНАДЦАТЬ СЕАНСОВ ЭФИРИЗАЦИИ
В большой комнате, слабо освещенной мерцающим огоньком камина, сидело шесть человек.
Разговор незаметно склонился на фантастические темы. Говорили о предчувствиях, призраках, странных случайностях…
Таким образом начинаются тысячи рассказов, всем надоевших вследствие своего однообразия.
Один из собеседников зевнул во весь рот в самую патетическую минуту рассказа, когда призрак убитого в какой-то гостинице человека снимает с позвоночного столба свой череп и говорит, обращаясь к ночевавшей в той же самой гостинице, конечно, много лет спустя, графине, следующее:
— Я не кошмар, не бессмысленный сон, — я мщение! Велите завтра утром поднять пол в вашей комнате; там найдут мои кости. Меня убили… вероломно, предательски!
— Этакая глупость! — сказал соскучившийся слушатель: — и охота вам говорить про призраки в то время, когда…
— Когда что? — спросили другие.
— Когда, — с расстановкой продолжал говоривший, — в нас самих…
