– Я решил предложить тебе условия совместной работы, – пользуясь молчанием Русинова, заявил Тарасов. – Мы как-нибудь обойдемся и без шведов, и без мирового капитала. Ты же патриот, Мамонт, и наверху у нас тоже есть патриоты. Все видят, все понимают. Хорошо знают раскладку геополитических сил в мире, тенденции, процесс развития… И без Савельева обойдемся, он же полный дилетант в нашей работе.
– Без специалистов вы не обойдетесь, – проговорил Русинов, осмысливая ситуацию.
– Потому и обратились к тебе! – засмеялся генерал. – Ты у нас считаешься лучшим знатоком кладоискательства, тебе и карты в руки.
Скорее всего, генерал не знал, где побывал и что повидал Мамонт. Иначе бы уже не вытерпел, выложил козырь… Хотя если он игрок, то вначале пощупает партнера, заставит сделать необдуманные шаги, проверит, сколько козырей, крепко ли сидит.
– Карты в руки, пистолет к виску, – пробурчал Русинов.
Если генерал совершил военный переворот, то немедленно оказался врагом фирмы «Валькирия». А если Савельев сдал Ивана Сергеевича и того стали «колоть», напичкав спецсредствами, то даже если он и заговорит, информация к генералу не просочится. В шведском особняке кто-то работал на Службу, но Савельев знал кто и должен был сдать всю разведку. Так что с этой стороны маловероятно ждать утечки информации к генералу. А его люди работали грубовато, по крайней мере те, что приходили за ним ночью, и навряд ли бы могли отследить, куда и с кем пропадал Мамонт на несколько суток. В любом случае точных данных у генерала быть не может. От его же догадок можно отбрехаться…
– Ты моих ребят извини, – благодушно сказал Тарасов. – Они в нашей Службе не работали. Это мои афганцы, в спецназе служили. Только и умеют стволами тыкать. Кино насмотрелись! Но без них тоже нельзя. Они специалисты в своей области.
Один такой «специалист» оставался в вагончике – доверенное лицо, личная охрана, офицер по спецпоручениям…
– Я знаю, что с тобой так грубо нельзя, – продолжал генерал. – Ты же Мамонт. И не так-то прост. Шведов ты хорошо блокировал своим другом Афанасьевым. Тот им сейчас лапшу на уши вешает – тоже хорошо. Правда, друг твой слегка самоуверенный человек. Решил, если дурит шведов, то и меня можно пригрести к себе и включить в свою игру. Да только я – человек дела, мне играть некогда, да я еще в контрразведке в эти штуки наигрался. Мне надо сокровища из этих гор вытащить. Впрочем, можно и не вытаскивать, пусть здесь лежат, если хорошо лежат. Я своих афганцев к ним приставлю – и будет у нас банк надежнее швейцарского.
– Вытаскивайте, приставляйте, мне все равно, – сказал Русинов. – Я тоже, сказать откровенно, наигрался в кладоискательство. Так что не по адресу, генерал.
– Это как же тебя понимать?
– А так и понимать – устал.
– Ну, это дело поправимое! – обрадовался генерал. – Мы устроим тебе недельку отдыха! Отель – в горах, на берегу чистейшего озера. Роскошный коттедж, сауна, две очаровательные массажистки… Но через неделю ты поведешь меня лично в пещеру и покажешь все, что нашел. А я приму по описи.
Русинов сделал паузу, глянул на генеральского порученца:
– Мы должны поговорить вдвоем. Тарасов указал головой на дверь – порученец вышел, но остался на ступеньках вагончика.
– Давай вдвоем! – весело сказал генерал. – С глазу на глаз. Или глаза в глаза – как правильнее? Ладно, так и так сойдет. Ты мне скажи: сокровища там хорошо лежат или вывозить придется?
– Хорошо лежат, надежно, – в тон ему проговорил Русинов. – Я восемнадцать лет искал, и вам столько же придется.
– Нет, Мамонт! – Тарасов погрозил пальцем. – У меня фирма частная, я ссуду взял, под большой процент. Я их восемнадцать лет искать не намерен.
– Может, и раньше найдешь, – предположил Мамонт – надо было начинать искупать вину. – Как устанешь, так и найдешь…
– Слушай, Мамонт, я ведь не швед, – генерал начинал терять свое лицо добряка. – Мне лапшу на уши не вешай. Уж свою-то родную русскую советскую публику я знаю хорошо. Если бы не знал, где ты побывал, не тревожил бы, не поднимал бы из теплой постели. Это вам в Институте халтура с рук сходила, там могли темнить. Все эти свои эмоциональные штучки – устал, голова болит, апатия – будешь массажисткам рассказывать. А я привык слушать речи более конкретные и обоснованные.
– Гляжу на тебя, генерал, – вроде ничего, глаза умные, – с циничным спокойствием сказал Русинов. – А мозгами шевелить не хочешь. Хочется поскорее на сокровища посмотреть… Неужели ты решил, что Мамонт – недоумок? Простой, как карандаш?.. Да если бы я где-то побывал да на что-то посмотрел – в постели бы, наверное, не лежал! А уже нанял бы полк охраны и твоих драных афганцев на выстрел в горы не подпустил! Я бы уже сидел здесь, как Строганов. Со мной бы уже президент улыбался.
Генерал выслушал и рассмеялся. Походил по вагончику, попинал с прохода выстроганные бруски.
– Знаю, знаю, Мамонт… Ты не простой, не идиот… Но ты лошадка на бегах! На тебя только ставки делают!
Он резко обернулся к Русинову, и тот увидел тяжелое лицо решительного и сурового человека. Он был уверен, жесток и неумолим, как стальная дверь в Кошгаре, способная выдержать ядерный удар.
Играть с ним было бессмысленно, убеждать – бесполезно.
Генерал сел напротив, глаза в глаза.
– В восемьдесят втором году, в августе месяце, вы вылетали куда-то на вертолете с Афанасьевым без сопровождения Госбезопасности, – проговорил он. – И находились вне поля зрения в течение трех часов. В восемьдесят пятом году, опять же с Афанасьевым и опять в августе, с одиннадцатого по тридцатое, вы снова ушли из-под наблюдения и находились где-то в горах. И наконец, нынче, в девяносто третьем, опять с одиннадцатого по пятнадцатое августа, правда, теперь один, ты исчезаешь снова… А когда возвращаешься, на твоей умной голове, Мамонт, резко добавляется седины. Объясни мне, пожалуйста, что это за августовские прогулки?
Русинов прекрасно помнил, что было в августе восемьдесят второго – летали с Иваном Сергеевичем к камню, где стоял знак жизни и где должны были встретиться Инга Чурбанова с Данилой-мастером. Где был нынче – не забудешь до смерти. Но что было в августе восемьдесят пятого, Русинов вспомнить не мог. Вроде бы тогда не произошло сколь-нибудь знаменательных событий, потому все выветрилось. Возможно, надоела опека Службы и они попросту оторвались от «егеря», чтобы порыбачить на воде и обсудить текущие дела. Иногда они так делали, хотя потом получали строгое предупреждение. Но тогда можно было валить все на непрофессиональность «егеря» – пусть долго не спит! За что он деньги получает?
