Фрике недоумевал: как эти люди здесь очутились? Он сделал знак Ивону держать его за ноги, а сам стал медленно ползти, еще ниже склонившись над пропастью.
Вдруг он заметил узкую расщелину с раскорячившимся рядом американцем, из нее и выходила веревка, на которой повис один из дружков. Из расщелины вытекал серебристой струей ручеек, грациозно устремившийся в озеро. В воздухе медленно плыла водяная пыль, окрашенная всеми цветами радуги. Время от времени Фрике видел, как сверкал, словно в ореоле, огромный самородок золота, сросшийся с базальтовой скалой.
Ручей, как золотоискатель, вековым действием вод обнажил этот удивительный самородок, превосходящий по величине самые замечательные образцы из минералогического отдела музеев Сиднея и Мельбурна.
Постоянно омываемый водой, самородок отражал солнечные лучи и, похожий на пылающее зеркало, казалось, вот-вот оторвется от места, в которое его поместила фея золотых россыпей. Но прошли века, а самородок, не знавший прикосновения человеческих рук, оставался неподвижным.
Пораженный этим зрелищем, Фрике замер. Он не был подвержен золотой лихорадке, однако испытал некоторое волнение. Но оно длилось какой-то миг, после чего вниманием парижанина завладела разыгрывавшаяся на его глазах драма. Сомнений нет. Эти двое обнаружили самородок и объединились, чтобы заполучить его. Один из них поверил другому на слово, скользнул по веревке и, рискуя сорваться в пропасть, невероятным усилием оторвал самородок от скалы.
— Так, — сказал себе Фрике, — эти мошенники обделали неплохое дельце. Рабочая сила им ничего не стоила. Но я очень удивлюсь, если дележ завершится благополучно.
Как раз в этот момент из уст авантюристов снова раздались крики ликования и ужаса одновременно. Одно неверное движение — и самородок выскользнет из рук того, кто его с трудом удерживал, и полетит в пропасть. Туземцы были вне себя от страха, слыша беспрерывные вопли, усиливаемые эхом.
— Поднимите меня, сеньор Холлидей…
— Значит, Холлидей, — произнес Фрике. — Впрочем, я сразу узнал обоих. Американский пират, чем только он не занимается? Лучше бы этот мерзавец был подвешен за шею на другом конце веревки. Однако терпение… Это становится интересным.
— Быстрее… Сеньор… Ради Бога, золото жжет мне грудь… давит на сердце.
Пират стал быстро тянуть веревку наверх, но, когда дружок его оказался в двух метрах от карниза, остановился, словно осененный какой-то дьявольской мыслью.
— Пожалуйста… сеньор, поторопитесь… у меня темнеет в глазах. Ах! Что же вы делаете?
— Поговорим, сеньор Бартоломеу ду Монти?
Фрике развлекался, он чувствовал себя словно на балконе в театре.
— Ага! Здесь ты не такой гордый, как в «Барракане» в Макао. Торговля желтыми не принесла тебе счастья. Смотри, как бы золото не стало причиной твоей смерти.
— Прекратите! — завопил тот, что висел на веревке. — Вы что, не видите? Силы мои на исходе!
— Ладно! Передайте мне этот кусочек золота, тогда вас будет легче поднять.
— Клянусь вечным спасением, я этого не сделаю. Ведь тогда вы сбросите меня в пропасть.
— А кто вам сказал, что я не сделаю этого сейчас?
— Это не в ваших интересах. Самородок — моя защита.
— Дурак! Самое трудное было оторвать его от скалы. А теперь пусть летит в озеро, черт побери! Водолаз отыщет его. Решайте живее! Отдаете золото или нет?
— Да покарает вас Бог! Вы — мошенник…
— Да, сэр. Самородок!
— Бандит…
— Согласен. Самородок!
— Вы хотите ограбить партнера…
— …Самородок!
— Самородок принадлежит мне… Нам обоим… Давайте его поделим.
— Ваша жизнь в моих руках… Самородок — это выкуп. Либо вы отдаете его мне, либо я отпускаю веревку.
Португалец ничего не ответил, лишь заскрипел зубами и задрожал всем телом. На губах выступила пена.
Кровь бросилась в голову американцу.
— Вы слышали? — зарычал он. — Золото, или я отпускаю веревку!
— Вы все равно меня убьете… когда… я вам его отдам… Так пусть лучше озеро… поглотит меня вместе с ним.
— Как хотите! — ответил американец и опустил веревку метра на три. Это было предостережение.
Несчастный португалец издал громкий вопль и так прижал к себе самородок, что едва не сломал ребра.
— Решайте же!
— Пощадите!.. Пожалейте!.. Сеньор Холлидей… Вы — мой старый друг… За это золото я могу поплатиться жизнью…
— Хозяин не вправе потребовать самородок. Он наш.
— А! — тихонько произнес Фрике. — Значит, главный прохвост скоро явится. Это важно.
— …А вы не боитесь, что хозяин потребует у вас отчета в моей смерти? Мы все равны перед ним… Наш устав категорически запрещает убийство.
— Не важно. Здесь мы одни, — ответил американец уже более мягко.
— Пощадите… Это наше золото.
Увлеченный разговором мошенников, Фрике старался не пропустить ни одного слова.
Оба бандита, явившиеся причиной несчастий Фрике, волей судьбы снова встретились ему на пути.
Хозяин, которого они ждали, был не кто иной, как Винсент Бускарен, предводитель пиратов. Ступив на австралийскую землю, торговец людьми и пират, видимо, стали бушрейнджерами. Habent sua fata… latrones[268].
Эти мошенники не могли долго находиться в обществе честных людей.
Для полного счастья парижанину оставалось лишь получить какие-нибудь сведения о друзьях. Что вскоре и случилось.
В момент, когда сеньор Бартоломеу ду Монти истошным голосом взывал о помощи, в том месте, где небо сливается с озером, образуя высокую голубую стену, появилась черная точка.
Точка быстро увеличивалась. Это была не лодка. Туземные челноки не такие широкие. И не плот. Плот не может двигаться с такой скоростью.
Увидев этот плавучий предмет, мастер Холлидей изрыгнул страшное проклятье и стал поносить португальца с яростью, не свойственной флегматичным американцам.
Дон Бартоломеу ду Монти, ошеломленный, бормотал, икая, что-то бессвязное. Алчность и страх смерти довели беднягу почти до безумия.
Приближалась развязка.
Американец закрепил веревку в базальтовом углублении. Хотя руки его были сильны, он боялся, что не удержит португальца да еще с самородком. Затем достал длинный нож, с которым никогда не расставался. Он стриг им ногти, заострял зубочистки, а при необходимости мог вспороть кому-нибудь живот.
— Умри, мерзавец! — прорычал Холлидей. — Сдохни как собака… Сгинь вместе со своим проклятым сокровищем.
Американец так ожесточенно ударил ножом по веревке, что лезвие с треском зазубрилось о скалу.
