Даже в обеденный перерыв каждый молча доставал бенто — коробочку с едой, захваченную из дому, — и молча убирал, когда подымался мастер, чтобы продолжать работу.
Да и сам Эдано только к концу недели осмотрелся по-настоящему. Вокруг строительной площадки, в высоких грязно-серых корпусах с гигантскими воротами, выл, скрежетал металл. Дальше, у самого моря, высились ажурные шеи кранов, они нагибались, выпрямлялись, поворачивались и снова нагибались, и так без устали день за днем. Даже неопытному человеку было ясно — все цехи верфи работали на полную мощность.
Одна картина крепко запечатлелась в памяти Ичиро. По железнодорожной ветке, рядом со стройкой, тихо прокатили платформы с искореженными, обгоревшими танками с еле заметными эмблемами — лошадиной головой. Это кавалерийская дивизия американской армии прислала в качестве металлолома разбитую в Корее военную технику. Эдано, может быть, и не заметил бы платформ с остатками танков, но клавший рядом с ним кирпичи рабочий тихо присвистнул и сказал:
— Посмотри, здорово их!
* * *
Эдано перестал ходить по комнате и присел на постель. Ещё только десять часов, ложиться рано. Думы вернули его в родной дом, где остались дед и сын. «Как они там? Когда удастся их увидеть? Впрочем, это не так сложно, — решил он, — напишу — пусть дед с сыном приедут погостить. Вот как поехать на свадьбу Акисады, когда он пригласит? Не приедешь — обида на всю жизнь. Хромоногий, наверное, такую красавицу присмотрел, недаром по всем поселкам и деревням ездил».
Мысли Эдано прервал осторожный стук в дверь.
— Входите, пожалуйста, — удивился Эдано. К нему сюда ещё никто не приходил.
Дверь открылась, и перед ним с большой старой корзиной в руках предстал Савада.
— Савада! Неужели ты?! — не поверил сам себе Эдано, вскочив с койки.
Механик бросил корзину на пол и шагнул вперед.
— Ну, здравствуй, друг. Наконец-то мы встретились.
Они стояли, взволнованные, обхватив друг друга руками, не решаясь посмотреть в глаза.
— Ты, может, дашь мне сесть? — шутливо оттолкнул друга Савада. — Эта дьявольская корзина такая тяжелая.
— Сейчас, — засуетился Эдано, — сейчас ты умоешься, а я сбегаю тут недалеко. Такое событие. И не написал даже…
Савада улыбнулся, видя искреннюю радость друга:
— Умыться — с удовольствием. А бегать тебе никуда не надо. Напрасно, что ли, я тащил эту корзину.
— Неужели в ней целый ресторан?
— Инструмент свой прихватил. Я ведь всё-таки механик. Сакэ есть, — похвастал гость. — Конечно, если ты стал пьяницей, то… Но ведь и позже можно купить, тут не деревня, а Кобэ!
Эдано снова подошел к Савадеи обнял его за плечи:
— Всё-таки корзину твою сегодня трогать не будем. О том, что ты приехал, уже все соседи узнали, тут такие стены… Мне известно неподалеку одно местечко, где можно посидеть, там нам никто не помешает.
— Вот как? — рассмеялся Савада. — Хорош же твой дворец! Ну пойдем. Вот только умоюсь и всё-таки возьму кое-что с собой. Давно я хотел тебя накормить пищей, приготовленной моей женой. Жаль только, что делаю это не у себя дома.
* * *
Долго сидели друзья за столиком в пустой харчевне. Они честно делились пережитым, радостями и бедами, всем, что выпало на их долю за эти годы.
Савада мало изменился, только седина стала гуще да морщины на лице выделялись резче, рельефнее: на их фоне даже шрам был менее заметен. Механик умел слушать.
И Эдано был рад, что опять рядом друг, которому он может сказать обо всём, о самом сокровенном. Даже с Намико он не был таким откровенным. С Намико было другое…
В свою очередь и Савада присматривался к другу. Перед ним сидел по-настоящему взрослый мужчина. Эдано не обманул его ожиданий. То новое, что появилось в его характере за время разлуки, дополняло его цельную натуру.
— Значит, ты стал коммунистом, — подчеркнул он главное в рассказе Эдано. — А я вот как-то не успел… Мог ли я подумать тогда, на Лусоне, что ты, камикадзе, обгонишь меня в этом? А?! Из деревни уехал — правильно сделал. И непременно учись. Жаль Намико… Так я её и не увидал. Да что поделаешь. Живым надо жить. К деду твоему непременно съездим, в первый же выходной, и сынишку твоего я хочу посмотреть
Потом он улыбнулся и шутливо добавил:
— Видный ты мужчина стал, наверное, девки ещё больше на шею вешаются? Я помню, как ты тогда, в Муданьцзяне… Как её звали?
— Ацуко, — тихо ответил Ичиро и, чтобы переменить разговор, спросил: — Ты насовсем к нам, в Кобэ?
— Да нет, поживу полгодика, а может, и побольше. Когда завод восстановят, меня снова возьмут, я договорился.
— Жаль…
— Не могу иначе. Врос в ту землю всеми корнями. Я ведь уже дед, внук и внучка есть. Эх, жаль, рановато вышли мои дочки замуж, если бы младшая не поторопилась, увез бы тебя к себе.
— Хватит тебе, — рассмеялся Ичиро. — Ты и так мне как второй отец. Пошли домой — тебе ведь тоже завтра на работу.
— Смотри-ка, — притворно удивился Савада. — Раньше я его останавливал, а теперь он меня. Ну и дела…
3Понеслись, побежали дни, как волны, которые море гнало к Кобэ. Днем грохот верфей и растущие стены корпуса, вечером — книги. Савада, как настоящий отец, следил за другом. Даже за книгами в дом Уэды ходил он.
— Тебе, Ичиро, неудобно часто появляться там, — шутливо заметил он. — Парень ты красивый, видный. Господин Уэда часто в разъездах, а его супруга одна. Я знаю, как она на тебя посматривает.
В партийном комитете учли желание Эдано учиться и не обременяли его поручениями.
— Стремление у тебя, товарищ Эдано, хорошее. Конечно, трудно будет, но держись, — сказал секретарь комитета. — Сейчас всем нам трудно — видишь, как снова на партию навалились? Газета «Акахата» запрещена — сам Макартур приказал. А провокация в Мацукаве? А «чистка красных» в редациях газет, на радио? Но ничего. Партия выдерживала и не такие атаки, выстоим.
Секретарь пристально посмотрел на Эдано и добавил:
— Есть одно тебе, товарищ Эдано, поручение. Ты о сессии Всемирного комитета в защиту мира в Стокгольме слыхал? Знаешь, какое там принято обращение к народам мира? Отлично. Сейчас и у нас по всей стране начался сбор подписей в защиту мира. Мы, коммунисты, не должны стоять в стороне. Дам я тебе подписные листы, включайся. Начни с товарищей по работе, с соседей по дому. Только учти: это не так просто. Были случаи, когда на сборщиков нападали хулиганы, разные подонки, отнимали воззвания, подписные листы. Я ведь, — откровенно признался он, — тебе поручаю это потому, что тебя хулиганы не испугают. Не так ли?
