Все идет как нельзя лучше: пробыв три дня в столице, он стоит теперь в вагоне поезда, который унесет его в глушь, в самую дремучую дичь, где он затеряется, исчезнет, растворится, излечится от страха.
Поезд трогается, и Саблукову хочется закричать от звериной радости свободы. Он ковыряется в своем чемодане, когда проводник собирает билеты, — можно надеяться, что старик не обратил на него внимания и, в случае чего, не сможет описать его. А вскоре Саблуков уже зарывается в чистые ломкие простыни, отворачивается к стене и имитирует усталый храп командированного. Латыш сидит внизу, под ним, рассказывает о своей девушке, о невесте. Рассказывает тридцатилетнему бородатому человеку с неприятно-пронзительными маленькими глазками. Вот таких глаз боится Саблуков — запоминающих, цепких. «Сволочь», — решает про себя Саблуков и на всякий случай плотнее натягивает на голову простыню. Латыш медленно и красиво говорит о девушке, о невесте, вот расписаться решили, да надо же — срочная командировка, третий раз свадьба откладывается. «Мне бы ваши заботы, — думает Саблуков, — мне бы ваши заботы, проклятые!» Потом он все-таки засыпает. Сон его, расслабляющий и истеричный, прерывается короткими паузами пугающей яви, и только когда он снова слышит голоса латыша и бородатого, позволяет себе перевести дыхание. К утру он все знает о своих спутниках. Латыш уже пригласил бородатого на свадьбу. За десять минут до остановки в Рузаевке Саблуков неожиданно «просыпается», закуривает, кашляя, гремит застежками чемодана и выскакивает на платформу, как только поезд останавливается.
Он знает: он прошел незамеченным в этом маршруте, и он доволен, как лиса. Он детально помнит дальнейший маршрут — сейчас ему надо идти на автобусную станцию, чтобы добраться до Саранска: если кто-то и ждет его с поезда, он обманет их.
В это же самое время капитан Демидов держит в руках ориентировку из управления. Неделю назад из колонии бежал опасный преступник Саблуков. В Невинномысске он стрелял в женщину, тяжело ее ранил. За Саблуковым числится ряд грабежей, разбойных нападений. Описание преступника: год рождения 1942-й, рост метр семьдесят шесть, телосложение атлетическое, цвет волос русый, глаза серые, навыкате, нос короткий, прямой, губы узкие, бледные, растительность на лице слабая. Особых примет не имеет. Предлагается принять все меры к задержанию преступника, который, по всей вероятности, будет стараться скрыться в глухих районах страны. Преступник вооружен.
Демидов откладывает ориентировку. Представляет себе преступника. Вот он, Саблуков. Демидов, конечно, не надеется на встречу, но чем черт не шутит.
Начинался рабочий день: доклады, звонки, посетители. На столе лежат материалы к квартальному и годовому отчетам — работа номер один. Посетители — тоже работа номер один. И отчет бригады, проведшей рейд по борьбе с самогоноварением, — тоже. Все — номер один. Такая работа. Чуть подрагивают от нетерпения руки. Хочется сделать все сразу.
Вспоминается вчерашний разговор с дочерью. Они ехали на грузовой машине, и Оля спросила:
— Папка, а где маленькая машина?
— На ремонте, а что?
— Да эта все скокает и скокает...
Да, эта «скокает». Что же делать, если «газик» в ремонте, а весь райотдел — это семнадцать человек вместе с капитаном, а район — это пятнадцать тысяч народу. Ничего, капитан, жизнь прекрасна. Он вернулся вчера домой часов в одиннадцать и, не зная что делать со своей мужской свободой, выполол сорняки в садике, починил две бочки, помог соседу поставить забор и засолил лещей с позавчерашней рыбалки.
Да, завтра пленум, и надо закончить отчет.
Читатель, хотите увидеть начальника РО, капитана Демидова Владимира Петровича, Володю, таким, каким увидел его я? Был вечер, была прекрасная сельская тишина. Я открыл калитку, под ноги тотчас подкатился лисенок, залаявший по-собачьи. Я поднялся по широкой деревянной лестнице на второй этаж, походил по комнатам — ни души. Кнопка заискивающе смотрела в глаза и выпрашивала: да погладь же меня! Я нагнулся, почесал ей брюшко и когда поднял голову, надо мной стоял парень в шерстяном тренировочном костюме — вылитый метатель молота, большой, здоровый, румяный, с короткой спортивной стрижкой, серыми добрыми глазами и очень похожий на мальчишку со стадиона. Я даже растерялся — я-то знал, что ему тридцать пять и что он капитан и начальник райотдела. В чуть растягиваемых окончаниях слов и предложениях, часто построенных как вопросительные, угадывался мордовский акцент, в варианте Демидова делающий речь музыкальной и неспешной.
Как он стал милиционером? Да обычно, как многие: после армии пошел в среднюю специальную школу милиции. После работал. Сейчас вот заканчивает высшую школу милиции.
Трудно ли? Да как? Летом и зимой — хорошо: машина, сани; весной и осенью хуже: грязь. Он же деревенский, привык тут ко всему, прирос, всех знает, его все знают.
Много ли серьезных преступлений, случается? Так пусть ему назовут преступление несерьезное, и он ответит на этот ваш праздный вопрос.
Что знал Саблуков о Рузаевке? Железнодорожная крупная станция неподалеку от столицы Мордовии. Знал он такие. Запах мокрого угля, серое небо над приземистыми мрачными пакгаузами. Тусклое серебро рельсов, редкие спешащие, озабоченные и угрюмые, железнодорожники. Здесь можно бродить часами, и никто тебя не заметит, особенно если ты в мятом пиджаке и дешевых брюках.
Это устраивало Саблукова, устраивала и ожидаемая толпа автобусной станции, где энергичные сельские жители с горбами мешков берут приступом занесенную грязью машину. Все это помнил Саблуков по своему далекому знобкому детству, когда постигал он науку карманных привокзальных краж.
Но вот Саблуков выходит к автобусной станции, и самый внешний вид ее неприятно бьет по глазам. Свободное стеклянное здание, умытое, кокетничающее. «Образовались, — проносится в голове, — стекляшек понастроили, паразиты». И все-таки он знает — за пять минут до отхода автобуса образуется толпа, и тогда-то он втиснется в нее, сунет кассирше скомканные деньги, а лицо спрячет за чью-нибудь широкую спину. Но сейчас надо уходить, чтобы не примелькаться.
Саблуков фланирует по Рузаевке, официально уже ставшей городом, но еще не простившейся с деревенскими деревянными уличками, просеченными двухэтажными универмагами и просторными каменными башнями. Ожидал встретить телогрейки, мешочников, а на вокзальной площади продают зарубежные журналы и моды следующего сезона. «Дальше, — шепчет Саблуков, — дальше...»
