Одна малюсенькая деталь омрачала радость нашей встречи. У «сына песков» у этого инфантильного создания, в руках был автомат. Широкая приветственная улыбка, пожухла и скукожилась, превращаясь в жалкую, ничтожную гримасу.
С криком «Аллах акбар», он и засадил по мне половину, не меньше, рожка смертоносного боезаряда.
В тот момент, когда это чистое и светлое дитя, запулило в меня очередью из толстых пуль, я уже видел движение ствола в мою сторону. Именно поэтому в падении, мне не пришлось лишь бы куда расходовать боезапас и исполнять соловьиные трели, в виде беспорядочной пальбы в разные стороны. Нет.
В падении успел пульнуть из своего ствола и попасть ребенку точно между бровей, в переносицу.
Об одном жалею, что не было видеокамеры. Не кому было заснять мой прыжок и в падении выстрел. Получилось бы прекрасное пособие для будущих бойцов спецназа. Правда, облако пуховой пыли, поднятой мной во время приземления, могло чуть смазать картинку, но детали можно было пририсовать карандашом и фломастером.
Поднялся, отряхнулся и пошел смотреть на то, что получилось. Пока осторожно подходил, пришла одна грустная идея. Многие думают, что военным быть красиво. Да, красиво. Девочки желают выйти замуж за красавца с выправкой. Будущие медсестры рыдают и истекают слюной от желания овладеть таким сокровищем. Это добавляет самоуважения и гордости. Но после, в непаркетных условиях, случаются такие моменты, когда приходиться убивать, хотя бы для того, чтобы защитить свою жизнь… После чего, с непривычки, наступает переоценка ценностей и горькое сожаление о выборе профессии. Все потому, что это единственная специальность, где не учат созидать или создавать, хотя выправкой снабжают. При овладении этим ремеслом, учат убивать и разрушать.
А еще я поднял голову в небеса и поблагодарил тех ребят, что сидят там. За что? Да, за то, что рефлексы меня не подвели и я успел среагировать на автоматную очередь. Я оглянулся за спину. На том месте где я стоял, как раз за моей спиной, на уровне груди и головы, вся глинобитная стена была испещрена отметинами от пуль. Мальчуган, уже будучи мертвым, успел-таки правильно поставить руки и расстрелять то место, где я находился.
Бедное дитя. Одно только и может быть утешение для его родни, что погиб он в борьбе с «неверными». Это значит многое. Это значит, что его душа уже находится на полдороги к «вечному блаженству» на небе. Жалко его, вполне мог бы стать уважаемым пастухом или строителем. Но кто-то дал ему в руки автомат…
Когда я подошел совсем близко, я заглянул ему в лицо. Теперь, по свидетельству специалистов и испытавших такое потрясение, он должен будет все время мне сниться. Не давать мне спокойно уснуть, будить среди ночи. Заманивать меня в потаённые жуткие углы и уже там, давить меня книжным шкафом…
Глаза у него были открыты и смотрели на меня в полном недоумении, как бы спрашивая «что ж ты, гадкий дядя, пришел на мою землю и меня убил? За что?».
На всякий случай, ему ответил: «Чтобы ты меня, сынок, первым не убил. Здесь уж не до сантиментов. Кто первый тот и жив. А кто опоздал, того по мусульманскому обычаю, похоронят в день смерти, до захода солнца».
Я еще раз всмотрелся, чтобы не забыть. Красивые детские темно-карие глаза. Когда тело начало остывать, я обратил внимание на то, что глаза стали удивительным образом светлеть и приобретать молочно-кофейный цвет.
Еще я обратил внимание на его штанишки. Сшитые из грубой мешковины они едва до щиколоток закрывали его маленькие покрытые цыпками ступни…
А еще…
Я готов был долго стоять, на этой странной для меня улице, с двух сторон окруженной высокими глиняными стенами и смотреть на мертвого ребенка, на лежащий рядом с ним китайским автоматом… На его разбросанные в разные стороны руки и ноги… На небольшую струйку крови, вытекшую из пулевого отверстия и тут же застывшую…
Кто-то взял меня за локоть. Я оглянулся. Коля Рысак, мой крестник. Стасик Терминатор… Стасушка… Он стоял у меня за спиной и с беспокойством осматривал спину, потом грудь, потом…
— Как ты? Ранен? — тормошил он меня, пытаясь отыскать в бронекаске пулевое отверстие.
— Великолепно.
— Сам идти сможешь?
— А как же.
— Пойдем, нам нельзя долго оставаться на одном месте.
— Пойдем, — сказал я усаживаясь рядом с трупом.
Буквально через мгновение я услышал тонкий, гортанный крик плачущей женщины. К нему присоединились еще десятка два голосов, а может и две сотни. От шума у меня начала болеть голова. Нестерпимо ломило виски. Казалось затылок, кто-то стал стягивать металлическими обручами. Выскочили женщины, заранее одетые в черное. Окружили меня и убитого ребенка. Оттеснили в сторону Рысака, а может это был и не он…
Громко воя, плача и причитая, сперва они толкали меня, потом стали царапать на мне казенное имущество, после щипать и уже в конце, когда я получил палкой по спине… Я передернул затвор и в упор расстрелял всех, кто стоял ко мне ближе всех.
Подоспели наши. Женщины частью лежали рядом с убитым ребенком, а частью разбежались. Наверное пошли готовиться к похоронам. Среди женщин оказались и двое переодетых в их платье пареньков лет восемнадцати.
Меня волоком вытащили оттуда, усадили в подъехавший бронетранспортер и мы на хорошей скорости помчались к месту нашей дислокации. Дружбы с местным населением, во время зачистки не получилось. Значит зря приезжали. Фестиваль будет перенесен в другое место и на другое время.
* * *
В определенный только тобой момент, вдруг начинаешь понимать, что жизнь с ее открытиями, неожиданностями и другими непредсказуемыми явлениями заканчивается. После этого неожиданно самопризнания, чешешь у себя в башке и говоришь:
«Е-мое, как же это так? Все было так хорошо, открыл шкап, а там чистая рубашка. Открыл холодильник, а там колбаса профессиональная, докторская. Где все это… И другое..?».
Волнуешься, начинаешь бегать по узкому кругу с маленьким диаметром. Многих такое состояние устраивает, они нашли этому объяснение. В таких случаях они убеждают других: «Не волнуйтесь. Моя беготня, сопровождаемая резкими некоординированными движениями и жутким хохотом — это бег трусцой».
Однако со временем, начинаешь замечать, что диаметр окружности уменьшается, а скорость движения, напротив — убыстряется. Возникает новая проблема — не сорваться с круга.