Линдеман сел на переднее сиденье, Мюнхоф с автоматом — на заднее.
— Господин обер-лейтенант, в двадцать три ноль-ноль будем вот на этом самом месте, — сказал он.
— Встретимся вон там, у поворота дороги.
— Слушаюсь!
Клазен пошел дальше, а Зеехазе, развернув машину, осторожно поехал обратно. Вскоре перед ним выросли силуэты домов. Навстречу ему попались бронетранспортеры СС, санитарная машина, два тягача со счетверенными зенитными установками.
— Эсэсовцы удирают. Надеюсь, мы еще не опоздали?
— К Альтдерферу?
— Какая чепуха! Мы едем, чтобы вызволить Генгенбаха.
— Ты хочешь…
— А ты как думал?
— Собственно, так же, — тихо проговорил Линдеман.
— То-то. А где он сидит? — спросил Зеехазе.
— Мы знаем этот дом.
— А если его там нет?
— Час назад штаб был еще там. Я с самого утра наблюдал сегодня за этой дорогой, — объяснил Мюнхоф.
— Еще не проезжали?
— Проедут. Мы сами видели, как Клазен и Генгенбах входили в штаб.
— Я предлагаю так: ты, Мюнхоф, останешься в машине, а вы, господин вахтмайстер, в случае необходимости прикроете меня огнем.
— У нас как раз автомат Генгенбаха.
— Ну и хорошо. С такой группой мы быстро провернем дело.
По дороге они обговорили все детали предстоящей «операции». Остановились в десяти метрах от дома, на стене которого виднелся опознавательный знак батальона.
Первым в дом вошел Линдеман. В коридоре на табурете сидел заспанный унтершарфюрер, освещенный отблесками сальной свечи.
— Мы ищем опорный пункт нашего батальона, — сказал Линдеман.
Унтершарфюрер злорадно рассмеялся, дохнув алкогольным перегаром.
— Опорный пункт? Здесь нет никого. Вашего командира минут двадцать назад увезли на санитарной машине.
— Но где-то здесь должны находиться еще два наших командира батарей. — Линдеман сунул унтершарфюреру пачку сигарет.
Эсэсовец зевнул.
— Два? Один сидит здесь. Так сказать, почетный арест.
— Почетный арест? — притворно удивился Линдеман. — Это какое-то недоразумение. Я должен передать ему приказ из штаба полка. Обер-ефрейтор, ко мне!
— Господин вахтмайстер! — Зеехазе вытянулся в струнку.
— Немедленно передайте обер-лейтенанту вот этот приказ. — И он протянул Зеехазе свернутый листок бумаги.
— На втором этаже сидит шарфюрер, он проведет тебя к гауптштурмфюреру, которому ты все и объяснишь, — проговорил эсэсовец.
— Слушаюсь, унтершарфюрер! — Зеехазе нарочито медленно стал подниматься по лестнице.
— Вам одним приходится вытаскивать войска из дерьма, — польстил Линдеман эсэсовцу.
Тот согласно кивнул:
— Сегодня ночью мы отойдем на несколько километров и построим новую линию обороны. Надежда на то, что удастся вырваться из котла, маловероятна.
— Вы так полагаете?
Эсэсовец понимающе кивнул и сказал:
— Но у Шамбуа стоит наш второй корпус. Уж он-то раскусит орешек, и все пойдет как по маслу.
Вдруг тишину разорвала автоматная очередь. Кто-то громко закричал. Эсэсовец, сидевший на табурете, вскочил. В тот же миг Линдеман ударил его в грудь прикладом. В глазах эсэсовца застыл ужас.
На лестнице послышался топот: кто-то бежал вниз.
Вахтмайстер, прислонившись спиной к стене, держал автомат наготове. В дверях появился Генгенбах. Он растерянно огляделся. И снова раздалась очередь.
Линдеман бросил обер-лейтенанту автомат:
— Держите! — И выбежал на лестничную клетку.
Зеехазе стрелял в ярко освещенную комнату.
— Спускайся! — крикнул ему Линдеман.
Обер-ефрейтор сбежал вниз, прыгая через несколько ступенек.
На этаже послышались чьи-то шаги. Вахтмайстер дал еще одну очередь.
— Машина стоит слева!
Генгенбах выбежал во двор. Линдеман скачками мчался по лестнице вниз.
— Ну-ка дай мне это! — Зеехазе вытащил из кармана эсэсовца пистолет.
Во дворе Генгенбах стрелял из автомата по окнам.
Через несколько минут городок остался далеко позади. А спустя четверть часа на обочине дороги появился Клазен. Он взялся за ручку дверцы и только тут заметил Генгенбаха.
— Герхард… глазам своим не верю!..
— Не веришь? Ну ладно, Клазен, — промолвил Генгенбах устало, — давай не будем больше об этом вспоминать.
15 августа войска генерала Брэдли так близко подошли к Парижу, что стала видна Эйфелева башня. Гитлеровские войска лишились возможности снабжения оружием и боеприпасами. Основные магистрали Парижа опустели.
В первую ночь был взят Орлеан. Трое суток потребовалось на захват Шартра. Однако несмотря на это, Брэдли не имел точного представления о положении противника.
18 августа новый командующий группой «Запад» Модель лаконично заявил, что исчерпал все свои возможности. Начальник штаба ОКВ выпустил несколько приказов, в которых говорилось, что в руки противника не должен попасть ни один железнодорожный состав, ни одно оборонительное сооружение.
Приказ предписывал взорвать не только все железнодорожные линии, но и электростанции. Согласно другому приказу в тыл должны быть отведены учреждения и части, не относящиеся к боевым, в первую очередь гестапо, СД, военная администрация и гражданские организации, чьи боевые качества сводились к нулю. Когда началось освобождение южных районов Франции, армейская группа «Г» (называть ее группой армий уже давно было нельзя) должна была оторваться от противника и переместиться на южное крыло группы армий «Б».
Не имея об этом никакой информации, Брэдли распорядился начать 18 августа продвижение на восток. За ночь его 79-я пехотная дивизия продвинулась вперед и оказалась в пятидесяти километрах от Триумфальной арки и всего в шести километрах от берега Сены. А на следующий день разведывательный отряд натолкнулся на неудачно взорванную плотину, через которую на другой берег перешел один полк, создавший 20 августа первый боеспособный плацдарм.
Двое суток спустя в приказе по вермахту об этом говорилось буквально следующее:
«Части противника, переправившиеся у Манта на правый берег реки Сена, были контратакованы нашими войсками…»
Гитлер рассматривал Париж как важный стратегический пункт. Новая линия фронта должна была пройти от устья Сены по ее течению до Парижа и далее через Дижон к швейцарской границе. Однако для того чтобы этот план стал реальностью, гитлеровскому командованию нужно было произвести кое-какие перемещения войск.
Товарный состав, в котором телефонистки штаба, и в том числе Мартина, ехали из Южной Франции, недалеко от Трова подвергся бомбардировке. Вагоны полетели под откос. Мартина была тяжело ранена. На санитарной машине ее увезли в Мец, в военный госпиталь.
