Пленника привязали спиной к дереву. Хворост разгорался; языки пламени взвивались, каждую минуту угрожая сжечь несчастного.
— Негодяи! — прохрипел Ван–Горн. — Огонь, Корнелиус!
Оба выстрела раздались одновременно. Около костра два дикаря свалились на землю, а остальные, испуганные выстрелами и не понимая, откуда исходит этот грохот, с криками бросились врассыпную, оставив на земле своих убитых или раненых товарищей.
В одно мгновение Ван–Горн и Корнелиус очутились у костра. Одним скачком Корнелиус перепрыгнул через широкий круг огня. Прежде всего он выдернул из–за спины несчастного горящий пучок трав; затем он разрезал лианы, которыми пленник был привязан к дереву, и вынес его из огненного круга. Когда же он был далеко от костра, он бросил несчастного ка землю.
— Не бойся! — крикнул Корнелиус дикарю, распутывая его руки. Ван–Горн уже торопил Корнелиуса:
— Скорее. Альфуры, оправившись от неожиданного нападения, соберутся и атакуют нас.
— Нельзя же оставить так этого малого.
— Если он дорожит своей шкурой, он побежит за нами. Папуас, почувствовав себя на свободе, вскочил на ноги и протянул руку Корнелиусу.
— Спасибо, белый человек, — произнес он по–голландски.
— Да он по–нашему говорит! — воскликнул Корнелиус.
— Ну так что ж, — невозмутимо отвечал Ван–Горн. — Значит, я прав: он принадлежит к одному из тех племен, которые общаются с голландскими моряками и торговцами.
— Пойдешь с нами? — спросил Корнелиус дикаря.
Но ответа не последовало… Дикарь молча разглядывал своих освободителей, как бы стараясь угадать их намерения.
— Он знает, вероятно, только два—три слова по–голландски, — предположил Корнелиус.
— По–малайски с ним легче будет объясняться, — сказал Ван–Горн и повторил предложение Корнелиуса по–малайски.
— Я ваш раб, — ответил папуас, — я пойду за вами, куда вы велите…
— Очень надо мне еще рабами обзаводиться, — проворчал Ван–Горн. — Будешь нам товарищем. Идем!
И все трое быстро удалились.
Папуас, хорошо знавший леса своей родины, шел впереди, а за ним пробирались Ван–Горн и Корнелиус. Боясь неожиданного нападения альфуров, голландцы шли осторожно, все время оглядываясь по сторонам и прислушиваясь, не затаились ли где дикари. Но альфуры были так напуганы выстрелами и смертью двух своих воинов, что попрятались в лесу, не смея выглянуть оттуда. Ни один звук человеческого голоса не долетал теперь до ушей голландцев.
Так они дошли до поляны и расположились отдохнуть. Пока Корнелиус возился с огнем, готовя завтрак, Ван–Горн заговорил с папуасом.
— Ты как думаешь: твои враги будут преследовать нас? — спросил штурман папуаса.
— Нет, они слишком испугались ваших ружей, — ответил тот.
— А что ты им сделал? За что они собирались тебя сжечь? Откуда ты пришел? Кто ты?
— Я с берегов Дорга. Меня зовут Ури–Утаната, как и моего отца — вождя племени.
— С берегов Дорга? — повторил Ван–Горн. — Вот так удача! Твоя деревня далеко отсюда?
— Два дня ходьбы.
— А зачем ты ушел так далеко?
— Я поклялся убить Оранго, альфура, врага моего отца и моего племени.
— И ты сам попал в плен к Оранго? Это он отдавал приказ сжечь тебя?
— Да.
Корнелиус, знавший по–малайски только несколько слов, как ни вслушивался в разговор Ван–Горна и Ури–Утаната, ничего не понял. Он попросил Ван–Горна перевести ему слова папуаса.
Передав Корнелиусу все, что он успел узнать, Ван–Горн добавил:
— Когда два племени папуасов ведут между собой войну, лучшие воины дают клятву перед богами убить вождя их врагов. Молва об этом распространяется по всем племенам. Вождей предупреждают об этом; они принимают меры предосторожности и, со своей стороны, всячески стараются захватить в плен тех, кто дал такую клятву. А захватив, отправляют на костер. Это–то и случилось с Ури–Утаната.
Корнелиус был чрезвычайно обрадован, узнав, кто был их пленник: он уже видел себя на берегу Дорга вместе с капитаном, Хансом и Лю–Хангом.
— Все случилось так, как я предвидел, — торжествовал Ван–Горн.
— Стало быть, Ури–Утаната покажет нам дорогу к реке? Ты сказал ему, что мы направляемся туда?!
— Об этом я сейчас и буду говорить с ним.
И Ван–Горн рассказал папуасу об их неудачной охоте и о разлуке со своими путниками.
— Вы спасли мне жизнь, — сказал Ури–Утаната, выслушав рассказ Ван–Горна, — и я вам помогу, как только смогу. Мы отыщем ваших товарищей, а после этого вы получите большую пирогу для возвращения на родину. Наше племя не очень любит белых людей: у нас есть на что пожаловаться в их поведении, но моим спасителям и мой отец, и все племя окажут самый радушный прием.
— А как же нам найти наших товарищей?
— Я знаю, где находится большой лес с мускатными деревьями. Там я охотился на голубей, которые питаются косточками плодов мускатника. Мы пойдем прямо туда.
— Но подожди: твое плечо все в ожогах. Нужно как–нибудь унять боль.
— Ури–Утаната воин и он закален в боях; он не боится боли! — гордо ответил папуас.
— Тогда в путь!
— Идем!
— Солнце уже высоко, нужно торопиться.
Солнце действительно уже золотило верхушки деревьев. Птицы просыпались на ветвях и оглашали лес своим пением.
Тут были стаи charmascyna papua и cos sanamata , с ярким оперением, в котором мешалось красное, желтое и черное; они щебетали, греясь в первых лучах солнца. Потом проснулись cicimuras regia , с ярко красными спинками; великолепные parozies , бархатисто–черные с изумрудно–зеленым полуожерельем и головкой, увенчанной пятью длинными лазоревыми хохолками, ослепительно блестящими на концах. В вышине носились несколько пар крупных, как голуби, птиц; их оперение было как фиолетовый шелк, шейку охватывал воротник в золотистых точках, который топорщился, как у испанских придворных пятнадцатого века, а округленный великолепный хвост был раз в пять длиннее туловища.
По правде сказать, наши путники не слишком–то обращали внимание на это редкостное зрелище. Они торопились к опушке леса с мускатниками, где оставили своих товарищей, и ни о чем другом сейчас не могли и думать.
К тому же на каждом шагу они встречали препятствия: корни, упавшие стволы деревьев, низко растущие ветви мешали им продвигаться вперед и заставляли быть внимательными.
В довершение трудности часов в девять утра они наткнулись на сплошную широкую стену ползучих растений, так густо сплетшихся что пробраться через них не было никакой возможности.
— Что это за заросли? — заинтересовался Корнелиус.
