Но Саша погиб, так ничего не узнав. Надо что-то предпринимать, что-то делать, чтобы помочь Игорю. Но как ему помочь?
Давно уже у Насти Каменской не было такого хорошего настроения. И дело даже не столько в том, что оно было хорошим, сколько в том, что оно было хорошим стабильно. То есть не портилось через полтора-два часа, а устойчиво держалось день за днем. И причин-то никаких особых для радости не было, а вот хорошим было состояние её духа. И немалый вклад в поддержание душевного тонуса вносил новый сотрудник Павел Михайлович Дюжин.
Павел был, по Настиным представлениям, человеком абсолютно неправильным, в том смысле, что никак не соответствовал существовавшему в её голове образу серьезного работника кадрового аппарата. Таких, как Дюжин, Настя называла «простой, как памятник». Или «как пряник». В первый же день знакомства капитан спросил:
— Слушай, это правда, что у тебя отец на кафедре оперативно-розыскной деятельности преподает?
— Не отец, а отчим, — осторожно поправила его Настя. — А что?
— Надо одному мужичку помочь, он как раз твоему родственнику в зимнюю сессию экзамен сдавать будет.
От такой простоты Настя даже оторопела. Ни разу за все годы работы никто не посмел обратиться к ней с подобной просьбой, хотя на Петровке было более чем достаточно людей, учившихся в том же вузе, где работал Леонид Петрович. Одного раза, самого первого, оказалось достаточным, чтобы попытки добиться протекции прекратились навсегда. В тот самый первый раз к Насте «подъехал» начальник одного из отделов, хлопотал за сына. Она тогда ответила коротко и внятно:
— Не получится. Если ваш мальчик не знает основного предмета милицейской науки, вам самому должно быть стыдно. Сядьте и позанимайтесь с ним. Если не можете — присылайте сына ко мне, я подготовлю его к экзамену. А просить не буду.
Начальник тот обиделся и по всей Петровке рассказывал, какая эта Каменская сука. Было противно, но зато урок был усвоен накрепко. Больше никто получить оценку на экзамене таким способом не пытался.
Но капитан Дюжин на Петровке не работал, с Настей и её коллегами знаком не был и на том печальном уроке не присутствовал. А потому счёл делом вполне нормальным похлопотать за приятеля.
— А что, твой дружок хилый и убогий? — зло спросила она. — Предмет выучить не может?
— Да времени у него нет, — пустился в объяснения Дюжин. — Он же на вечернем, работает как лошадь. Когда ему учить-то?
— Он же мужик. Пусть упрётся и выучит.
— Ну не может он. Запарка жуткая, ни минуты свободной.
— И всё равно — нет, — твёрдо сказала Настя.
— Да почему же?
На лице у капитана было написано неподдельное изумление, словно он ожидал чего угодно, только не отказа. Он готов был выслушать уточняющие вопросы, например, фамилию его товарища, номер группы и дату экзамена, готов был к тому, что ему назовут условия в виде денежной суммы или некоторого набора услуг, короче, Павел Михайлович Дюжин готов был к чему угодно, только не к этому категорическому «нет» без всяких объяснений и оправданий.
— Нипочему, — пожала плечами Каменская. — Нет — и всё. Я никогда этого не делала раньше, не буду делать и сейчас.
— А почему не делала? — с искренним любопытством спросил Павел. — У тебя с отчимом в отношениях напряжёнка?
От такой наглости Настя буквально обомлела. Первый день знакомы, а он не только с просьбами пристаёт, но ещё и в семейную жизнь лезет.
— Объясняю тебе, Паша, если ты сам не понимаешь, — спокойно сказала она. — Основной предмет не знать стыдно. Это неприлично. Человек, который собирается профессионально бороться с преступностью, не имеет права не знать предмет, который называется «оперативно-розыскная деятельность». Впрочем, он обязан равным образом знать и все остальные предметы. Знаешь, чем отличается сыщик от врача или инженера? Инженер или врач имеют полное право не знать подробностей восстания под предводительством Спартака или дату первого заседания Генеральных штатов, это не повлияет ни на способность правильно ставить диагноз и назначать лечение, ни на надёжность конструкций. А сыщик должен уметь втереться в любую среду, он должен быть способен поддержать разговор с любым собеседником и завоевать его расположение. И никогда не знаешь, кого тебе завтра придётся «раскручивать»: философа, историка, бомжа, писателя, музыканта, физика-ядерщика или священника. Поэтому, кстати, если бы мой отчим преподавал культурологию или религиоведение, я бы всё равно его просить не стала. Ещё вопросы есть?
— Есть, — весело откликнулся Дюжин. В его голосе Настя не уловила ни малейших признаков обиды. — А ты сама знаешь про эти Генеральные штаты, или твои высокие требования распространяются только на других?
— Генеральные штаты были в 1302 году. Про Спартака рассказать или не надо?
— Понял, — мгновенно отреагировал Павел. — Все вопросы снимаются. Значит, насчёт экзаменов к тебе на кривой козе не подъедешь. А что с тебя можно поиметь?
— В каком смысле? — не поняла Настя.
— В смысле твоих возможностей. Может, у тебя знакомства в медицинском мире есть или в посольствах каких-нибудь насчёт виз?
Она расхохоталась. Простота и прямолинейность капитана Дюжина внезапно перестала её злить, ибо была такой непосредственной и открытой, что сердиться было невозможно.
— Паша, с меня взять ровным счётом нечего, — сказала она, улыбаясь. — Вот такая я неудалая. Так что извини.
— Ну это ты загнула, — уверенно заявил он. — Так не бывает. У каждого человека есть связи и знакомства, другое дело, что многие их не ценят, потому что сами не пользуются. У тебя муж есть?
— Утром был, кажется, — пошутила Настя.
— Он у тебя кто?
— Математик.
— Вот видишь, значит, может помочь с репетиторством каким-нибудь балбесам.
— Пашенька, мой муж репетиторством не занимается, у него других забот полно.
— Ничего, деньги будут нужны — займётся. Про отчима твоего я уже понял. А матушка твоя?
— Матушка лингвист, специалист по разработке методик обучения иностранным языкам.
— Тоже потенциальный репетитор, — удовлетворённо кивнул Дюжин. — А ты говоришь! Братья-сёстры есть?
— Родных нет.
— А двоюродные?
— Есть сводный брат, сын моего отца от второго брака.
— Он кто?
— Банкир.
— О! И ты мне после этого будешь утверждать…
— Всё, Паша, уймись, — засмеялась Настя. — Я рассказываю тебе о своей семье вовсе не для того, чтобы ты делал далеко идущие выводы. Просто у тебя как у любого нормального кадровика информационный зуд, тебе хочется узнать обо мне побольше, а доступа к личному делу у тебя теперь нет. Я интеллигентно пошла тебе навстречу, чтобы ты не нервничал. Так что с меня ты можешь поиметь только одно: я попытаюсь научить тебя азам аналитической работы. Больше от меня всё равно никакого толку.
